Дон Карлос. Том 2 - [13]

Горацио был расстроен и бледен. По его воспаленным глазам игрустному лицу было заметно, что он провел много бессонных ночей, и мысли его были невеселы в эту минуту.

Мало ли что могло случиться, но такого признания Горацио не ожидал от своей возлюбленной.

Больше всего мучило его то, что Альмендра со всей страстью кровной испанки любила другого и что этот другой был какой-то незнакомец, напоминавший ей сына ее благодетеля. Горацио видел, что любовь эта не была пустым капризом, вызванным одной привлекательной наружностью незнакомца, это была всколыхнувшаяся глубокая привязанность, захватившая всю душу Альмендры.

Что же теперь было делать?

Горацио еще не сознавал ясно своего положения. Он любил Альмендру больше жизни, и этот неожиданный удар поразил его! Когда он думал о том, что Альмендра для него навсегда потеряна, все в нем восставало против этого, и в душе его бушевала буря.

С того страшного вечера он больше не видел Альмендру. Тоска по ней съедала его, но ему казалось, что он не имеет права быть с ней, пока еще жив тот, кого она любит. Несмотря на это, Горацио ни в чем не изменился по отношению к ней, сильней, чем когда-либо, он чувствовал, что никогда не разлюбит ее, и эта уверенность еще больше разжигала его пламенное желание убрать своего соперника. Но для этого надо было найти его, узнать его имя и звание. Горацио еще ничего этого не сделал!

И как было маркизу отыскать незнакомца, когда он ничего не знал о нем!

Мучимый всеми этими мыслями, маркиз продолжал ходить взад и вперед по комнате.

Вдруг раздался легкий стук в дверь, и затем она отворилась. На пороге показался метис. Цвет лица его был медный, движения ловки, одежда пестрая, поступь мягкая, неслышная, точно у него были бархатные подошвы. Волосы его были курчавы, бороды не было.

Завидев метиса, Горацио подозвал его к себе.

— Это ты, Алео, я ждал тебя.

— Алео отлучался за справками, сеньор. Алео счастлив доверием своего господина и хотел еще больше оправдать его. Алео умеет разыскивать! Я тогда же сказал вам, сеньор, когда вы изволили взять меня из цыганского табора, что отец мой, соблазнивший прекрасную Цирилу, был мавр. Он был арапом генерала Топете, а Цирила была прекрасная цыганка. Красоты ее я не унаследовал, — усмехнулся Алео, — зато мне достались хитрость и сила отца! Это хотя и похоже на бахвальство, однако мне незачем хвастаться перед вами, сеньор, — вы сами все видите! Но Алео счастлив, что вы сделали его своим слугой, потому что ему уже наскучила цыганская жизнь, несмотря на то, что мать его Цирила — первая красавица в цыганском таборе.

— Ты мне нужен и до сих пор заслуживал мое доверие.

— Вы можете полагаться на меня, как на самого себя, сеньор! Хотя и есть поверье, что мавры и цыгане сущие воры и не только человеку, но и Богу не бывают верны, однако во мне из смешения этих двух рас произошло нечто прямо противоположное.

— Мне еще ни разу не пришлось столкнуться с тем, чтобы ты был мне неверен, Алео. Я несколько раз уже испытывал тебя, когда ты и не подозревал этого, и каждый раз был доволен результатом испытаний.

— Вы это делали, сеньор! — воскликнул пораженный и в то же время обрадованный Алео. — И каждый раз были довольны мной? Но оно и не могло быть иначе! Алео все видит и слышит, Алео непрестанно думает о своем^ господине. Сегодня я опять принес вам кучу новостей; боюсь только, что некоторые из них не очень вам понравятся, но Алео не смеет скрыть их от вас, как это сделал бы льстивый слуга.

— Говори, что ты узнал?

— Вчера вечером совершено убийство и притом хорошего знакомого!

— Знакомого? Твоего знакомого?

— Да, и моего тоже, сеньор, но не только моего — старик Моисей убит.

— Кто? Моисей с площади Растро?

— Он самый, сеньор.

— Над тобой пошутили, Алео. Вчера вечером я сам видел Моисея и говорил с ним.

— Я только что видел его мертвым.

— Ты видел его?

— Сам, своими собственными глазами, сеньор! Полицейские только что вынесли его из лавки. У него было несколько ран на голове, а одна тут, на виске, от которой он и умер. Я сам видел его тело.

— Моисей убит?! О Боже! Какое несчастье! — произнес Горацио, внезапно пробудившись от своих печальных дум, и вдруг припомнил, что он без расписки передал еврею свои деньги.

— Полиция забрала из лавки все деньги и драгоценности и опечатала ее, — продолжал слуга.

— Это для меня большая потеря, но еще печальнее смерть достойного Моисея!

— Не гневайтесь на меня, ваша светлость, но, право, вы слишком добры и доверчивы. Я только что встретил сеньора Балмонко…

— Управляющего моими имениями?

— Точно так, ваша светлость.

— Что же он делает в Мадриде и отчего еще не был у меня?

Алео пожал плечами и улыбнулся.

— Откуда ж знать! Конечно, какая-нибудь причина у него есть, сеньор. Сеньор Балмонко ехал на северную железную дорогу, и с ним было много разных сундуков.

— Что же это значит?

— Мне показалось, что сеньор Балмонко задумал переезжать.

Лицо молодого маркиза омрачилось.

— Неужели он меня обманывает? — пробормотал он. — Быть не может! Балмонко всегда был верен и честен. Но что значит это путешествие? Он ни о чем не уведомил меня и не явился ко мне, хотя обязан сегодня принести мне деньги…