Дон Хуан - [14]

Это очень больно. Револьвер сам по себе дьявольски тяжелый, а капрал явно умел бить — что и неудивительно для армейского унтера. Деревянная щека рассекла мне бровь.

Из глаз посыпались искры — настоящие, как из-под наковальни после хорошего удара молота. Я не ослабил захвата, но рука с ножом на секунду утратила порыв и силу. Капрал поджал ноги и буквально повис у меня на локте, я потерял равновесие, и мы оба повалились на землю.

Капрал хрипел, возился в пыли и лупил ногой в сапоге по земле. Это верная тактика — привлечь внимание и позвать на помощь, вот только кричать у него не получалось, а поблизости не было ни кружек, ни мисок, ничего металлического, что могло бы загреметь и пробудить его солдатиков. Но и я все никак не мог перехватить свой нож поудобнее — не освоился я еще с ним.

— Ходете… ту ихо-де пута… — затылок у капрала стал какого-то совсем багрового цвета, изо рта текла слюна, пачкая мне руку. Скользко, черт, как бы не вырвался. Рукой с револьвером он продолжал вслепую тыкать назад, но так удачно, как в первый раз, уже не получается. Ему бы перехватить оружие, да взвести курок, да пальнуть куда-нибудь, хоть бы и вверх — и мое положение сразу бы ухудшилось. На это хватило бы секунды, не больше. Вот только мне, чтобы добраться до его напряженной проволоки вен на шее, нужна было половина секунды, и он это знал.

Все это выглядело каким-то грязным аттракционом шипения и проклятий.

А потом я нащупал ногой камень лестницы, оттолкнулся от него, как от противовеса, и перевернулся вместе с капралом. Теперь роли поменялись — я был сверху, и мог заламывать его голову все выше, прерывая дыхание, а его основная рука с револьвером, наоборот, была прижата к земле и лишена подвижности.

Капрал захрипел — долго и безнадежно. Он хрипел и поэтому не слышал, как лезвие ножа проникло ему под угол нижней челюсти, на два пальца ниже левой ушной раковины, где вена расположена ближе всего к поверхности кожи. Он только напрягся и как-то странно всхлипнул — словно подросток втягивал остатки шипучки через длинную трубочку, или остатки воды вытекали из раковины через сливное отверстие. Его тело расслабилось и замерло.

Я никого больше не убил в этой чертовой больнице. Я продезинфицировал разорванную бровь алкоголем из чьей-то фляжки, залепил ее обрывком носового платка, пришел в конюшню, оседлал того коня, что выглядел более сытым, чем прочие, похлопал его плашмя револьвером по крупу и сдавил бока ногами. Ворота были не заперты, и я покинул больницу быстрой рысью. Но больше я никого не тронул. Парни в караулке продолжали мирно спать.

Во-первых, я обещал это покойному капралу, а обещания надо выполнять. Во-вторых, мне не хотелось больше открывать и закрывать чертову входную дверь. Нет, сэр, не хотелось.

Да, он проиграл. Но заставил уважать себя. Этот маленький человечек, пахнущий скипидаром и текилой, с кругами пота подмышками и на воротнике, со слишком большим для него револьвером на приспущенном ремне, сделал то, что под силу немногим. Не ударился в истерику, а трезво прикинул свои шансы. Без колебаний пожертвовал собой ради спасения жизни своих подчиненных. И почти справился с многократно более сильным и жестоким противником. Ему просто не повезло.

Я победил. Но этой победой мне не хотелось хвалиться.

* * *

Притаившись снова за углом, я так жду выстрелов в управлении шерифа и восхищаюсь собственной предусмотрительностью, что позорно промаргиваю возвращение главного действующего лица. И вот — «волчий ковбой» уже стоит прямо передо мной, шляпа заслоняет солнце, темное от загара лицо сведено мыслительной гримасой.

— Я решил, что ты пойдешь к шерифу вместе со мной, — сообщает он. — На случай всяких неожиданностей.

Как я уже заметил чуть раньше, этот парень вовсе не глуп.

— Хорошо, — кротко соглашаюсь я. — Конечно.

Бок о бок мы шествуем последние полсотни метров до нужного здания. Снаружи, как принято в этих местах, никого, но изнутри доносятся голоса. И, похоже, звон стаканов. Там, надо думать, празднуют. Или это просто обычный рабочий день.

Заходим. Большое помещение, по обеим бокам несколько дверей. Тут и там стоят, разговаривают и перемещаются парни в шляпах и с оружием — помощники шерифа, надо думать. На нас смотрят с некоторым интересом, но не реагируют. Это плохо, я думал, хотя бы кто-то бросится на меня или «волка» с оружием, и необходимость беседы с шерифом перейдет в разряд неактуальных. Но нет.

— Где Мердок? — коротко бросает в пустоту мой новый друг, и, получив целеуказание, тащит меня за собой. Офисом шерифа оказывается, какая неожиданность, самая большая и прохладная комната по левую сторону от входа. На окнах тяжелые жалюзи, под ногами мягкий, толстый ковер. Сам шериф — типичная бандитская морда, небритый и мрачный тип, одетый во все черное. В нашу сторону глядит без особой радости, требовательно. Чего приперлись, мол, царь думу думает.

— Что хотел, Влод? — интересуется он скрипучим голосом.

Ковбой нетерпеливо тыкает в меня.

— Тебе знаком этот человек, Мердок?

Меня на секунду царапает холодный оценивающий взгляд.

— Не имею привычки запоминать каждого нищего мексиканца к северу от Рио-Гранде. Повторяю, что тебе нужно, Влод?