Домработница царя Давида - [11]
А уж на совсем крайний случай была ещё Алина. Вот Алина была, можно сказать, настоящей подругой. К тому же, у неё было жильё — старенький частный дом, хоть и почти развалюха, зато там было аж три комнаты. И газ был подведён, и вода, так что отсутствие остальных удобств вполне можно простить. Алина приютила бы Аню с удовольствием, даже с восторгом. Но Аня понимала, что к Алине она пойдёт жить только действительно в крайнем случае. В том случае, если все скамейки в парке окажутся на ночь заняты другими бомжами. Потому что в трёх крошечных комнатках старенького дома Алины постоянно кучковался народ, круглые сутки, летом и зимой, без сна и отдыха… Народ был всё больше творческий, всё больше непризнанные гении из тех, кого не приняли в союз писателей, союз художников или ещё какой-нибудь союз, поэтому никто их книжки не издавал, никто их картины не выставлял и никто их музыку не слушал. Вот им и приходилось всё это читать, показывать и исполнять друг другу в Алинином доме. Алине они не мешали и даже нравились, потому что Алина сама была поэтессой и непризнанным гением, ей тоже нужно было свои стихи кому-нибудь читать. К тому же Алина была сумасшедшей, настоящей сумасшедшей, а не в расхожем смысле слова, — вторая группа инвалидности по поводу шизофрении. На пенсию по инвалидности жить было невозможно, а непризнанные гении всегда приносили еду, а иногда даже и из вещей что-нибудь нужное — кружку, ложку, полотенце… Тётки из каких-то официальных инстанций тоже иногда приносили еду — сахар, муку и макароны, — а пару раз привезли огромные тюки гуманитарной помощи. Конечно, в тюках были и рваные носки, и прожжённые нейлоновые рубахи, и даже кирпичи, упакованные в блестящую бумагу с сердечками и перевязанные золотистой ленточкой с пышными бантиками. Много всякой дряни было, как же без этого. Но было и полезное, почти новое, качественное и даже стильное. Один раз попались зимние сапоги — натуральная кожа, натуральный мех, толстая подошва, ни единого заметного изъяна. Алина пошла в церковь и поставила свечку за упокой души бывшей владелицы сапог, потому что была уверена, что любой человек, будь он хоть трижды миллионером, с такими сапогами не расстался бы до конца жизни. Алина эти сапоги уже четыре зимы носила. А Аня носила белый плащ. Американский, модный, совсем новый — когда Алина обнаружила его в гуманитарной помощи среди рваных носков и прожжённых нейлоновых рубах, на нём даже ценник не был срезан. С какой стати его не заметили те, кто собирал гуманитарную помощь для инвалидов, — совершенно непонятно. Наверное, потому, что плащ был запаян в пластиковый пакет, сквозь прозрачную сторону пакета выглядел как туго свёрнутая простыня, разрезать пакет всем было лень, а простыня никому не нужна была. Вот так плащ и попал к Алине в дополнение к рваным носкам и прожжённой нейлоновой рубахе. А Алина не стала его продавать, хоть у неё и выпрашивала одна соседка, а подарила плащ Ане. Они тогда уже дружили. Познакомились немножко раньше, когда Аня взялась корректировать Алинин стихотворный сборник. Это получилось случайно. Аня тогда училась ещё на первом курсе. Однажды в институт пришёл местный издатель и стал приставать ко всем преподавателям, уговаривая их откорректировать книжку стихов одной местной поэтессы, очень талантливой, но нищей. Преподаватели презрительно отказывались. Издатель расстраивался и ругался. Аня познакомилась с издателем, посмотрела книжку — тридцать шесть страниц, говорить не о чем — и сказала, что к завтрашнему утру вычитает вёрстку. Стихи были очень разные, некоторые — откровенный бред, некоторые — как тёмный булыжник с мерцающими вкраплениями драгоценных камней, некоторые — как речь ребёнка, который только учится говорить. Но у автора был слух. Все стихи можно было петь. И у каждого стихотворения была своя мелодия, правда, у некоторых — совершенно сумасшедшая. Отдавая правку издателю, на его вопрос о впечатлении Аня осторожно сказала:
— Стихи какие-то совсем разные. Странная поэтесса.
— Ещё бы не странная! — с готовностью ответил издатель. — У неё шизофрения. Я точно знаю, я с ней в дурдоме познакомился.
— А вы как там оказались? — Аня ни за что не спросила бы, если бы не была уверена, что издатель так шутит.
— Как все, — с той же весёлой готовностью сказал издатель. — Связали, привезли и лечить стали.
— Тоже от шизофрении? — поддержала она шутку.
— Если бы… — с сожалением сказал издатель. — Нет, не от благородной шизофрении… От алкоголизма меня лечили. Идиоты. Все знают, что алкоголизм неизлечим, а они туда же… А Алина посмотрела на меня сумасшедшими глазами — знаешь, как сумасшедшие умеют смотреть? Жуть! И говорит: «Год будешь трезвым — получится то, о чём мечтал вчера. Два года будешь трезвым — надежда не умрёт. Всегда будешь трезвым — сделаешь всё». Я, конечно, не понял ничего. Чего там понимать — сумасшедшая же… Четвёртый год не пью, представляешь? За первый год своё издательство раскрутил. С нуля! Как раз перед тем запоем бредил: если бы у меня своё издательство было, хренушки меня с работы выперли бы. Вспомнил, что сумасшедшая говорила — смеялся. Мало ли какие совпадения бывают. А полтора года назад Наденьку встретил. Когда поженились — дошло: жену-то у меня Надеждой зовут! Прямо как кипятком окатило… Это что значит: если вдруг запью — Наденька умрёт? Нашёл эту Алину, ездил к ней, спрашивал — не помнит, что говорила. Вот ведь, а!.. Смеялась даже. Говорит: «Чего ты боишься? Не пей — и бояться не надо будет». Она, когда не в больнице, — совершенно нормальная. Даже мудрая… Я её стихи на свои деньги выпускаю. Ей приятно будет, а я не обеднею.
Уходя в армию, Генка был уверен, что для его любви к Инночке не может быть никаких препятствий. Ни то, что Инночка — его начальник, ни то, что она намного старше, ни ее почти взрослый сын… И даже то, что она не ответила ни на одно его письмо, не вызывало в нем сомнений в том, что она его дождется. Но с изуродованным лицом и беспалой рукой он не мог показаться ей на глаза.А Инночка просто не заметила, что он изуродован… Любовь слепа. Слепа? Да ничего подобного. Любовь умеет видеть главное — большую душу, большое сердце, большую ответную любовь.
Не родись красивой, а родись счастливой, — эта простая истина нравится «сереньким мышкам». Но Вера — совсем другое дело. В детстве она считалась дурнушкой, а когда люди разглядели, какая она на самом деле — невероятная, неземная, вылитая Аэлита! — это открытие принесло ей мало радости. Да и что хорошего в женской зависти и жадных мужских взглядах? Строгая Вера преподает студентам мутную науку психологию и считает, что все знает о людях. Особенно о таких, как небритые пассажиры громадного черного джипа, от которых приходится спасаться бегством.
Тимур был в бешенстве. Он ничего не понимал! Вопросов за последние полчаса у него накопилось столько, что он просто не знал, с чего начать. Зачем его четырнадцатилетняя сестра каждый вечер таскается в этот дом? Почему воинственная незнакомка встретила его с ружьем в руках? От кого она защищает свой маленький прайд — этих смешных девчонок, надменных котят, которые гуляют сами по себе? Ясно одно: он не сможет просто уйти и забыть хозяйку странного дома…
АннотацияАлександра работает гувернанткой у маленькой дочери успешного бизнесмена. Все, что можно купить за деньги, есть в роскошном особняке. Все, кроме любви, заботы друг о друге или хотя бы взаимного уважения. Хозяин дома презирает супругу, та отыгрывается на «обслуживающем персонале» — перед кем еще ей изображать элиту, сливки общества? Хотя единственная представительница элиты здесь Александра — потомственная аристократка, перед которой робеет даже человек, которого все боятся до полусмерти. Его внимание Александре совсем не льстит: она ни капли не доверяет нуворишам.
Ольга молода и фантастически хороша собой. Увидев ее, мужчины теряют голову от восхищения, а женщины — от зависти. Казалось бы, такая девушка не может быть несчастной. Но в прошлом Ольги столько боли и разочарований, что она не доверяет почти никому. До тех пор, пока однажды в ее жизнь не входит Чижик — маленькая девочка, которая потерялась в огромном магазине и с которой Ольга сразу же подружилась. Правда, есть еще отец малышки — богатый, властный и… не очень-то счастливый новый русский?
…Рыжая оглобля в красных кожаных шортах за стойкой бара, танцовщица в ресторане казино, топ-модель, вышедшая из подъезда старой пятиэтажки во двор как на подиум, свирепая тренерша «жирных тётьков» в фитнес-клубе…Люди так мало знают о тех, кто рядом.Четыре года назад Зоя осталась одна, в один миг потеряв родителей и старшего брата, и поклялась себе заменить племянникам мать. Она хватается за любую работу, в свои двадцать три года искренне считая, что молодость уже прошла, и теперь главная ее цель — обеспечить будущее детей и отдать долги тем, кто помог ей выжить.
Горячо влюбленный в природу родного края, Р. Бедичек посвятил эту книгу животному миру жаркого Техаса. Сохраняя сугубо научный подход к изложению любопытных наблюдений, автор не старается «задавить» читателя обилием специальной терминологии, заражает фанатичной преданностью предмету своего внимания, благодаря чему грамотное с научной точки зрения исследование превращается в восторженный гимн природе, его поразительному многообразию, мудрости, обилию тайн и прекрасных открытий.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.
Сон, который вы почему-то забыли. Это история о времени и исчезнувшем. О том, как человек, умерев однажды, пытается отыскать себя в мире, где реальность, окутанная грезами, воспевает тусклое солнце среди облаков. В мире, где даже ангел, утратив веру в человечество, прячется где-то очень далеко. Это роман о поиске истины внутри и попытке героев найти в себе силы, чтобы среди всей этой суеты ответить на главные вопросы своего бытия.