Домовые - [57]

А, главное, искать в их поступках хоть какую-то логику — безнадежное дело.

Вот поэтому ни Аникей Киприянович, ни Неонила Игнатьевна, ни невестина мать с невестой даже не задумались, какой прок кикиморе в этом отводе глаз. Шкодит — и точка.

И Неонила Игнатьевна даже вздохнула с облегчением — свахи-соперницы, узнав про вмешательство кикиморы, наверняка отнесутся к делу с пониманием и отменят битье об заклад. Даже с определенной бабьей радостью отменят — все они обломали зубы об Трифона Орентьевича с его дедом, так что проказы кикиморы были бы неплохим наказанием для несговорчивого жениха! И даже слушок пустить можно — что жених-де уже кикиморой попорченный! Недоглядел деде — а они и того!

А вот Маланья Гавриловна, которую мать чуть ли не в охапке вытащила из заколдованного дома, призадумалась.

Она была девицей на выданье, а ничего домовихе так не хочется, как замуж. Опять же, девок у домовых мало, выбор женихов препорядочный, за кого попало девку не отдадут, и Малаша уже настроилась на лучшего в городе жениха.

Она еще не любила его — должна была полюбить при встрече. Однако уже видела в нем мужа. И то, что Трифон Орентьевич попал в беду, ее огорчило.

Пока сваха со Степанидой Ермиловной ахали, охали, причитали да клялись, что ноги их в этом доме больше не будет, а Аникей Киприянович благоразумно смылся, Малаша тихонько подошла к страннику. Тому, видать, было все равно, куда направить стопы, раз он без всякого движения стоял неподалеку от галдящих домових.

— А что, дедушка, — почтительно обратилась она, — кикимора только глаза домовым отводит, или чего похуже может натворить?

— Домовым? — уточнил унылый странник.

— Домовым.

— А не ведаю. Сейчас нам вот глаза отвела, а потом, может, дымоход заткнет, с нее станется.

Даже не задумавшись, откуда бы в доме с центральным отоплением взяться дымоходу, юная домовиха продолжала расспросы.

— Что же этот Мартын Фомич от кикиморы избавиться не может? Ведь к ним ни одна невеста не пойдет, коли там кикимора угнездилась.

— А кто его разберет…

— А ты не слыхал ли, дедушка, как ее извести? Может, наговор прочитать надо? Или можжевеловым дымом покурить?

— Почем я знаю!

Малаша задумалась.

— Послушай, дедушка! А какая она из себя? Большая, маленькая?

Странник поскреб в затылке.

— Разные, поди, бывают, — уклончиво отвечал он. — Я вот одну видывал — так с тебя ростом, пожалуй, была. Такая неприбранная, простоволосая.

— С меня? — и тут Малашенька, невольно поправив на голове платочек, крепко задумалась.

О том, что все кикиморы — старые девки, она знала. Так не пакостит ли здешняя, чтобы хорошую невесту от Трифона Орентьевича отвадить да самой за него замуж пойти?

— А лицом какова?

— Уймись, девка. Я на ее рожу не смотрел, — уже не очень вежливо отвечал странник.

И Малаша поняла, что кикимора, возможно, даже попригляднее домовихи будет. А что старая девка — так это потому, что их много развелось.

О том, кто и для чего рожает кикимор в таком количестве, вмиг ставшая ревнивицей Малаша даже не задумалась.

Она вспомнила, как нахваливала жениха Неонила Игнатьевна, и увидела его перед собой как живого — красавчика писаного, собой крепенького и нравом приятного.

Такого жениха нельзя было уступать приблудной кикиморе! Он, бедненький, поди, и не понимает, кто вокруг него петли вьет!..

То, что пришло Малаше на ум, было для домовихи отчаянной смелостью. Она вдруг решила отыскать жениха и открыть ему глаза на разлучницу. И пусть этот Трифон Орентьевич после попробует на ней не жениться!

Время было ночное, однако совсем немного оставалось до рассвета. Понимая, что мать вот-вот возьмет ее за руку и поведет из женихова дома прочь, Малаша бочком-бочком, да в щелку, да подвалом, да в неизвестно куда ведущую трубу — так и скрылась.

И не слышала, как сваха с матерью заголосили наперебой:

— Ахти мне! Кикимора невесту унесла!..

* * *

Аникей Киприянович хотел немного отсидеться в подвале, а потом уж пробираться в тот дом, где имел местожительство на чердаке. Он порядком испугался кикимориных шкод и затаился тихо, как мышка. Так бы и сидел, думая о своем, но вдруг услышал легкие бабьи шаги.

Аникей Киприянович стал отступать, но шаги его преследовали и по межэтажным перекрытиям, и по вентиляционной шахте. Это оказалось настолько страшно, что он тихонечко заскулил. Злая и голодная кикимора шла по его следу — а ростом эти твари бывают даже с человека, так ему рассказывала давным-давно бабушка. Схрумкает — и не подавится!

Стоило заскулить — шаги стихли. Очевидно, кикимора сообразила, где прячется домовой, и изготовилась к прыжку.

— Ты меня не тронь! — негромко, но по возможности внушительно предупредил домовой. — Я вот наговор скажу — и тебя отсюда ветром вынесет!

Никакого наговора он, понятное дело, не знал.

— А ты не грозись, тетенька! — отвечал дрожащий девичий голосок. — Я тебе за жениха глазенки-то повыцарапаю! Ишь, ловкая нашлась — чужих женихов отбивать!

— Какая я тебе тетенька?!?

Тут воцарилось молчание. Оба собеседника боялись пошевелиться.

— Это ты, Аникей Киприянович, что ли? — первой догадалась Малаша.

— Маланья Гавриловна?

Они поспешили друг к дружке.