Dominus bonus, или Последняя ночь Шехерезады - [6]
- Ну что ж, - он снова зашагал по комнате. - С "Поездом" все ясно. Теперь давайте обсудим "Кошку"***.
- Да, давайте.
Надя снова попыталась представить себе, как Юрий Владимирович стал бы ее насиловать.
"В принципе, - размышляла она, - это, наверное, не так страшно, а, может, даже и приятно, ведь он же должен знать, что к чему, - Надя нервно поерзала на стуле. - Только надо будет закрыть глаза. И чтоб он, не дай Бог, не начал меня целовать! - Надя остановила взгляд на его узких, как ниточки, губах, покрытых какой-то белой корочкой, вроде диатеза, - Фу, как противно!" - она вздохнула.
- Если честно, - проговорил Юрий Владимирович, - "Кошкой" я остался очень недоволен.
- Правда?
Надя немного испуганно и, в то же время, с какой-то доверчивой надеждой взглянула на него снизу вверх. Так больные смотрят на поставившего им только что неутешительный диагноз врача, ожидая, что он вот-вот пропишет им чудо-лекарство, способное решить все их проблемы. Этот взгляд очень понравился Юрию Владимировичу: он представил себе свой разгоряченный конец у Нади во рту, и сладкая дрожь прошла по его телу при мысли, что ее глаза могли бы в тот момент быть устремлены на него с таким же доверчивым и покорным выражением, как сейчас. Но сидящая перед ним Надя через пару секунд снова опустила глаза к полу. Юрий Владимирович рассердился и решил повторить процедуру.
- Да, очень, очень неудачный рассказ, - сказал он, подчеркивая каждое слово.
Эффект, которого Юрий Владимирович добивался, не заставил себя долго ждать: Надя снова вскинула на него испуганные и умоляющие о помощи глаза.
"Вот так-то лучше", - похвалил он ее про себя.
И чтобы ей, не дай Бог, не пришло в голову снова преждевременно опустить ресницы, Юрий Владимирович продолжал:
- Я, честно говоря, не ожидал от вас такого. Довольно бледно и невыразительно. И вообще, зачем вам понадобилось описывать эту историю с кошкой и живодерами, если в последнем предложении и без дополнительных деталей все становится ясно: "Люблю сильных мужчин!" Для чего же тогда такое предисловие? Вы бы лучше взяли и поставили это предложение в самое начало. Из него можно было бы развить намного более тонкую и многомерную историю.
- Я... я, - попыталась оправдаться Надя. - Это... что-то вроде притчи должно было получиться...
- А получилось что-то вроде анекдота, - оборвал ее Юрий Владимирович.
- Хорошо, - согласилась Надя, - я, может быть, переделаю.
- Да что толку переделывать? - пожал плечами Юрий Владимирович. - Тут заново написать легче. Вот возьмите, - он протянул ей назад папку с рассказами.
- Спасибо, - тихо сказала Надя, принимая рассказы у него из рук.
Юрий Владимирович сделал еще один энергичный круг вокруг стола и, закурив, снова опустился в подвижное кожаное кресло.
- Вы мне сегодня еще что-то принесли? Совсем свеженькое? - спросил он.
Надя замялась.
- Да, - сказала она наконец. - Но не знаю, будет ли это вам интересно...
- Ну я тоже не знаю, пока не прочитаю, - пожал плечами Юрий Владимирович.
Поколебавшись еще несколько секунд, Надя положила перед ним на стол бумажную папку, которую все это время крепко прижимала к груди. Юрий Владимирович распахнул ее легким профессиональным движением руки и прочитал вслух напечатанное большими буквами на первой странице название - "DOMINUS BONUS". - Хм, это все один рассказ что ли? - он оценивающе пощупал пачку листков тонкими длинными пальцами. - Немаленький. Вы его в Германии что ли написали?
- Нет, уже здесь, когда вернулась.
- Он тоже в сборник "Предпоследняя ночь Шехерезады" войти должен?
- Да нет, это не для сборника, это просто так. Я там вообще в совершенно другом стиле пишу, то есть - как бы это сказать? - совсем без стиля.
- Ну ладно, посмотрим, - сказал Юрий Владимирович, захлопывая папку. В течение ближайших двух-трех недель обязательно прочитаю, - он взглянул на часы. - Вам, между прочим, пора собираться. Последняя электричка через полчаса, а до станции еще идти...
- Да, конечно, - Надя поднялась с места, но не направилась к двери, а осталась почему-то стоять перед Юрием Владимировичем.
- Что-нибудь случилось? - спросил он удивленно.
Надя в волнении переступала с ноги на ногу.
- Не могли бы вы, - сказала она, смущенно покусывая губы, - не могли бы вы прочитать мой рассказ как-нибудь побыстрее? Понимаете, это для меня совершенно особенный рассказ, я в таком роде еще никогда ничего не писала, и теперь мне очень важно как можно скорее знать ваше мнение...
- Хм, - Юрий Владимирович почесал затылок. - Ладно, попробую справиться за недельку. Приезжайте ко мне в следующую среду.
- Только в среду? - немного разочарованно переспросила Надя.
- А что же вы хотите? - развел руками Юрий Владимирович. - У меня и другие дела есть.
- Да, понимаю, - Надя грустно опустила глаза. - Только я теперь, наверное, до среды ни разу не смогу заснуть, все буду насчет рассказа волноваться...
"Это уже прямо насилие какое-то", - подумал Юрий Владимирович, однозначно польщенный Надиным нетерпением.
- Ну хорошо, - сказал он наконец. - Думаю, сегодня перед сном я его как-нибудь осилю. Если хотите, оставайтесь у меня ночевать, и завтра утром я вам скажу, как мне ваш рассказ понравился.
Автор: Те, кто уже прочитал или сейчас как раз читает мой роман «Камертоны Греля», знают, что одна из сюжетных линий в нём посвящена немецкому композитору и хормейстеру Эдуарду Грелю, жившему в Берлине в XIX веке. В романе Грель сам рассказывает о себе в своих мемуарах. Меня уже много раз спрашивали — реальное ли лицо Грель. Да, вполне реальное. С одной стороны. С другой — в романе мне, конечно, пришлось создать его заново вместе с его записками, которые я написала от его лица, очень близко к реальным биографическим фактам.
Иван Габай (род. в 1943 г.) — молодой словацкий прозаик. Герои его произведений — жители южнословацких деревень. Автор рассказывает об их нелегком труде, суровых и радостных буднях, о соперничестве старого и нового в сознании и быте. Рассказы писателя отличаются глубокой поэтичностью и сочным народным юмором.
Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.
Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов. Триггером для метаморфозы его характера становится коллекция старых писем, которую он случайно спасает. Письма подлинные.
Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше.
В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать.
Папа с мамой ушли в кино, оставив семилетнего Поля одного в квартире. А в это время по соседству разгорелась ссора…