Домино - [17]

Сколько можно все скрывать?

Он засучивает рукав рубашки.

Почему ты не отвечаешь? А, Токе?

Я отвечаю, когда это необходимо.

Да, но это необходимо. Она говорит это с надрывом, как плачет голодный ребенок.

И он засучивает второй рукав, поворачивается спиной или идет на кухню, чтобы поставить чайник. И тогда она начинает плакать. А он ее утешает.

Да, но я просто не понимаю, почему ты не можешь развестись. Что-то не очень заметно, чтобы ты был счастлив со своей женой.

Он пожимает плечами.

Ты никогда о ней не говоришь, а когда я встречаю вас на улице, то вы похожи на уставшую друг от друга супружескую пару.

Тишина.

Вы вообще спите друг с другом, а? Да? Ответь же мне!

Мне кажется, тебе надо спросить у нее.

Ее слезы начинаются там, где заканчиваются слова, и она обнажает свою душу снова и снова, а он — он лишь простой зритель.

Если бы не Лулу, их отношения давно бы уже прекратились. Ребенок приоткрыл дверь к тому, что, возможно, называется любовью. Когда он держит ее на руках и она сжимает в своей ручке его указательный палец, он вынужден смотреть в окно, хотя шторы задвинуты. Он вынужден смотреть в сторону в попытке убедить себя, что это сентиментальность. Но это похоже на что-то другое, и это не может не раздражать его.

Токе садится за стол и пытается продолжить рассказ. В кафе все шло как по маслу. А сейчас нет. Электрическое раздражение распространяется по всему его телу. Вообще-то это можно назвать распутством, но это не так. Он не понимает, почему действие рассказа все время поворачивается в эту сторону, ведь он совсем не это хочет написать. Может, он все-таки похотливый? Только бы она скорее пришла. А пока ему надо сделать так, чтобы персонажи делали то, что он говорит.

Или он должен позволить им делать то, чего хотят они. Такое с ним редко бывает. Он думает удовлетворить свою потребность самостоятельно, но решает подождать Роз и посмотреть, как развернется текст.

Когда на часах семь, а Роз все еще нет дома, он уже почти завершил рассказ и кончает до того, как успел расстегнуть ширинку. Черт возьми!

~~~

Эрик покорно берет дежурство в клинике. Может, как-то поспешно получилось с мадам Флёри. У пациента из четырнадцатой палаты другая фамилия, у него другое заболевание. Такова жизнь. До тех пор пока не станет другой. До тех пор пока не закончится. Рутина мешает думать. У него есть еще номер телефона в квартире на улице Фобур Сент-Оноре. У нее нет его телефона. Естественно.

~~~

Бывают дни, когда все вокруг кажется таким ясным, что можно подумать, у тебя галлюцинации, особенно ранней весной, когда солнечные лучи сильные, как рентген. У него возникает ощущение, что он может видеть насквозь: скелет в голубях, телефонные номера в телефонах, металлическую конструкцию в домах, может видеть и чувствовать тайны, мысли и усталость проходящих мимо людей. Ощущение, что он нажимает на какую-то кнопку и внезапно может все это видеть. Но не сейчас. Так было в детстве — и всегда ранней весной. С тех пор, когда он был еще маленьким, чтобы знать, что у месяца есть название и что название это — март. Это было тогда, когда он жил у бабушки с дедушкой. Тогда его называли просто маленький Зэт. Он был слишком маленьким, чтобы понять, почему он не может жить у мамы с папой. Но он мог видеть сердцевину пятнистых деревьев, не зная, что они назывались платаны, и об этом он рассказывал бабушке.

Вздор, говорила она и поправляла грудь.

Он забыл про это на долгие годы. Бабушка ведь сказала, что это вздор. Но в последние годы это ощущение снова к нему вернулось. С той лишь разницей, что, когда он был маленький, он не мог перестать это чувствовать. А сейчас может, если захочет. Он просто никому об этом не рассказывает. Люди ведь будут думать, что он не в себе. Так уж сложилось, что нельзя увидеть себя со стороны, но если бы он мог, он бы хотел увидеть смазочное масло Handyman Esso в пакете в правом кармане своего плаща.

~~~

Звонит мобильный телефон. Она его ненавидит. Он всегда лежит на дне сумки. Если бы ее унес смерч, а сумка по непонятной причине осталась, то сложилось бы весьма странное представление о человеке. Что же у Сабатин в ее поддельной Mulberry, купленной в Индонезии?

Кошелек. Нет, пожалуй, стоит начать с самого странного.

Секрет. У нее всегда с собой маленький секрет: черная лаковая коробочка размером со спичечный коробок, на ней красная печать, а в углу золотыми буквами написано: «Секрет». Коробочка запечатана.

Посмотрим на кошелек, в котором лежат три кредитные карты, права, фотография упитанного мужчины с густыми седыми волосами, на коленях у него двое детей: серьезный мальчик и девочка, которая улыбается фотографу своим беззубым ротиком; двадцать евро, двенадцать сантимов. Членская карта в Центр Помпиду и в Ассоциацию фотографов.

Ежедневник со страницей на каждый день. Вплоть до сегодняшнего дня, третьего марта, каждая страница исписана. В ближайшем будущем:

5 марта — съемка со Стефани Батай (актриса).

7 марта в 12.00 — съемка с Клодом Руайе-Журну (поэт).

9 марта в 11.00 — Фредерик, стоматолог.

15 марта в 16 часов она записана на маникюр в «Десять роз».

Воскресенье, 18 марта — съемка с Пьером Токе (писатель).