Домик на реке - [29]
— Тебя навещал кто-нибудь из деревни?
— Навещал? Нет, никто не навещал. Они думают, что я давно уже в городе. Я им сказала, что только переночую на острове и пойду в город.
— Кто ж тебя кормил?
— Никто.
— Ты сама себе готовила?
— Нет.
— Степа, она много дней ничего не ела! — воскликнул Коля.
Степочка побежал к печке и крикнул:
— Картошка готова!
— Мне совсем не хотелось есть и сейчас не хочется, — сказала девочка. — Я лежала и ничего не помню, словно спала, мне только было то очень холодно, то очень жарко. Когда я открывала глаза, я видела свое окошко и ту длинную висящую ветку березы. Вон она качается, там, за окошком. Я столько раз смотрела на эту ветку — и когда была совсем маленькая и когда уже ходила в школу… Очнусь, открою глаза, увижу окошко и ветку — и радуюсь. Ночью сквозь листья видны звезды, и кажется, будто они растут на ветке, как яблоки. Потом опять все пропадет. Открою глаза, увижу: уже день, и ветка вся тонет в солнечном свете, дрожит и сияет каждым листочком. И вспоминаю, что я опять на родной стороне… Сколько прошла я дорог, и полей, и мостов!.. И вот снова я дома, и все кончилось, и я пойду в город, и там нет больше немцев, а только свои… Я смотрела на ветку и пела…
Коля не совсем ясно понимал то, что она говорила, и стал опасаться, уж не бредит ли она. Быть может, действительно, разум ее затуманился, потому что слова ее стали сбивчивы и говорила она так, словно разговаривала сама с собой. Степочка выплеснул из котелка кипяток, принес котелок в чулан, поставил на пол и стал вынимать горячие, сразу обсохшие картофелины. Они обжигали ему пальцы, и он дул на них и подбрасывал их на ладонях, обчищая. Он забыл о том, что сам очень голоден, и прежде всего хотел накормить девочку.
Он пальцами тыкал ей картошку прямо в губы. Но она как будто не понимала, чего от нее хотят, и, не разжимая губ, отворачивалась.
— Садись, садись! — уговаривал ее Степочка. — Ешь! Ты, может быть, не любишь без соли? Коля, посади ее.
Коля взял ее за узенькие плечи и приподнял, но она сразу опять упала, раскинув по подушке черные волосы. Они оба отступили от сундука, растерянные, смущенные своим неуменьем ей помочь.
Однако глаза ее вдруг стали яснее, и она, видимо, поняла, чего от нее хотят.
— Кушайте сами, — сказала она. — Пожалуйста, кушайте. А я полежу.
Она вытянулась, затихла, веки ее закрылись, и нельзя было разобрать, спит ли она или смотрит из-под длинных ресниц в окошко. Степочка и Коля ели, обжигаясь, горячую картошку, которая казалась им необыкновенно вкусной. Они ели молча, потому что были очень голодны.
— Так ее оставить нельзя, — сказал Коля, когда котелок почти опустел. — Не может она лежать тут совсем одна.
Степочка кивнул. Дожевав и проглотив, он сказал:
— Мы побудем здесь с ней, пока она не поправится. Потом мы возьмем ее с собой и поплывем вместе.
— Куда?
— Как куда? На Черное море.
Но Коле этот план не понравился.
— Как же мы поплывем, если наш челнок пропал? — спросил он.
— Тю! — сказал Степочка. — Здесь на берегу возле каждой деревни сколько угодно лодок.
— Нет! — возразил Коля твердо. — Неужели ты не понимаешь, что ей нужен доктор?
Мысль о докторе не приходила Степочке в голову. Он заколебался.
— Где же ты возьмешь доктора?
— Я привезу его из города, — сказал Коля. — Ты останешься с ней, а я переплыву протоку, пройду в деревню, расскажу обо всем и пришлю сюда кого-нибудь из ее знакомых. А потом я отправлюсь в город и вернусь сюда с доктором. Я все расскажу Виталию Макарычу, и он поможет мне найти доктора, который поедет со мной.
Он был так захвачен этим внезапно пришедшим ему в голову планом, говорил так уверенно, что Степочка — первый раз в жизни — не только не попытался им командовать, но подчинился ему.
Он послушно старался запомнить наставления, которые давал ему Коля перед уходом.
— Я разденусь, намотаю всю одежду на голову и поплыву, — говорил Коля. — А ты свари еще картошки и заставь ее поесть, если она очнется. И воды притащи — пускай всегда будет свежая вода. Это очень важно. И не отходи от нее ни на шаг, слышишь?.. Здесь в чулане темно и тесно, хорошо бы перенести ее в ту комнату…
— Меня не надо переносить в ту комнату, — вдруг сказала девочка. — Там его комната.
Коля вздрогнул и повернулся к ней.
— Его комната? — переспросил он. — Кого?
— Лоцмана.
— Ты жила здесь с лоцманом?
— Да.
— Он здесь? Он может вернуться?
— Нет. Он не вернется.
— А кто он? Твой папа?
— Нет, не папа. У меня нет ни папы, ни мамы. Он мой отчим.
— Отчим!..
И, пораженный внезапной догадкой, Коля воскликнул:
— Я знаю, кто ты! Ты — Настя!
— Настя, — сказала девочка.
— Настя! — крикнул Коля. — Отчего ты не написала письмо Лизе Макаровой?
Настя подняла свои темные глаза и впервые посмотрела на него внимательно.
— Ты знаешь Лизу Макарову?
— Конечно знаю! Ома еще вчера мне о тебе рассказывала! Она тебя ждет — не дождется!..
Настя покачала головой.
— Неправда, — сказала она. — Лиза не ждет меня. Она со мной поссорилась.
— Глупости! — воскликнул Коля. — Неужели ты думаешь, что она так долго может помнить какую-то ссору из-за орехов?
— Так она тебе и про орехи рассказывала? — сказала Настя грустно. — Нет, она не ждет меня. Она помнит нашу ссору, если не забыла про орехи.
