Домик на реке - [20]

И вдруг Степочка, поровнявшись с Колей, сказал:

— Постой…

Коля остановился, удивленный, обрадованный, просиявший, полный надежды.

— Сегодня пятница, — сказал Степочка.

Коля молчал, стараясь сообразить, почему важно, что сегодня пятница. И вдруг понял.

— Ты едешь сегодня? — спросил он.

— Да, сегодня мы с тобой едем, — сказал Степочка и властно поднял свой коротенький носик. — Ровно в двадцать один ноль-ноль приходи к белому домику, который я тебе показал с крыши.

— Степочка, но ведь я говорил тебе, что я…

— Не хочешь?

— Не могу…

Степочка повернулся и, не сказав больше ни слова, вошел в ворота школы.

6

Доски, которые он должен был обстрогать, уже лежали на его верстаке, приготовленные Вовой Кравчуком. Коля с удовольствием принялся за работу — она отвлекала его от мыслей. За последнее время он научился отлично владеть рубанком. Стружка ползла ровная, он по желанию мог делать ее толще и тоньше, доска становилась гладкая, как стекло. Прислушиваясь к шелесту стружек, он не заметил, как кто-то остановился у него за спиной.

— Ты, кажется, хотел со мной поговорить? — раздался голос Виталия Макарыча.

Выпустив из рук рубанок, Коля обернулся. Виталий Макарыч улыбался и внимательно смотрел на него.

— Ну что ж, пора, — продолжал Виталий Макарыч. — Я тоже давно уже собираюсь с тобой поговорить, но хотел раньше к тебе приглядеться. Ты снаружи очень похож на своего отца. Когда глядишь тебе в глаза, кажется, будто говоришь с ним. Но, как знать, похож ли ты на него внутри… И я все откладывал.

Он еще раз медленно оглядел Колю от макушки до башмаков и сказал:

— Пойдем поговорим.

Он зашагал к дверям школы, и Коля пошел за ним. Мальчики глядели им вслед, но не очень удивились: им знаком был обычай Виталия Макарыча разговаривать наедине то с одним школьником, то с другим. Многие из них уже прошли через эти разговоры, иногда приятные, иногда неприятные, но всегда такие, что их не скоро забудешь.

Виталий Макарыч отвел Колю в свой кабинет — бывший кабинет Колиного папы — и сел за стол.

На столе стояла чернильница с такими знакомыми Коле медведями.

— Пора нам познакомиться, — сказал Виталий Макарыч, ласково и серьезно глядя Коле в лицо. — И не только потому, что я учитель, а ты мой ученик. Мы с тобой связаны и иной, еще более прочной связью, и нам нужно знать друг друга. О чем же ты хотел со мной поговорить?

Коля хотел поговорить с ним о папе. Но, как всегда, заговорить о папе было ему трудно.

— Вы были партизаном? — спросил Коля.

— Был, — ответил Виталий Макарыч.

И охотно, просто, дружески, как большому, он стал рассказывать Коле о себе.

— До войны я жил с сестрою в Тирасполе, — сказал он. — Я заболел аппендицитом, меня положили в больницу и сделали мне операцию. Когда в Тирасполь пришли вражеские войска, я еще лежал в больнице и никуда не мог двинуться. Меня схватили, упрятали в лагерь, и я думал, что там помру. Однако выжил. Через полтора года я бежал из лагеря и тайком вернулся в Тирасполь. Спрашиваю: где сестра? Говорят: ее убили. В Тирасполе я больше оставаться не мог — за мной следили, — и я ушел. Я пришел сюда, в этот город, так как понимал, что Красная Армия освободит этот город раньше, чем Тирасполь. Здесь я познакомился с партизанами, и они приняли меня в отряд.

Коля внимательно слушал этот рассказ, думая, что Виталий Макарыч сейчас расскажет и о знакомстве с его папой. Но Виталий Макарыч вдруг спросил:

— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

— Моряком, — ответил Коля.

— Здесь есть еще один мальчик, который хочет стать моряком, — сказал Виталий Макарыч. — Он в бригаде маляров, его зовут Степа. Храбрый мальчик! Ах да, ты ведь, кажется, с ним приятель…

Коля кивнул головой. Он, конечно, не собирался рассказывать Виталию Макарычу о своей ссоре со Степочкой.

— Я тоже хотел стать моряком, — продолжал Виталий Макарыч.

— Отчего же вы не стали? — спросил Коля.

— Оттого, что я стал учителем. И, представь, не жалею. Оказалось, что быть учителем так же увлекательно, как быть моряком. Твой папа тоже никогда не жалел, что он учитель…

Вышло так, что Виталий Макарыч сам заговорил о папе.

— Ты очень любил своего папу? — спросил он, помолчав.

— Очень, — сказал Коля.

— Я тоже очень любил его, — проговорил Виталий Макарыч. — Это он меня вовлек в отряд. Я очень любил его, — повторил он, — хотя мы встречались с ним недолгий срок — только те три месяца, что он прожил у Архипова за комодом. Я приходил к нему, мы сидели там в тесноте перед коптилкой и разговаривали часами. Он много рассказывал мне о твоей маме и о тебе. Он не знал, где вы. Не знал, живы ли вы. Он очень тосковал. Потом он ушел от Архипова, мы собрались в условленном месте, и все было кончено…

Он замолчал, очевидно не уверенный, нужно ли продолжать.

Но Коля хотел знать все.

— Вы собрались, чтобы взорвать мост? — спросил он.

— Да, — сказал Виталий Макарыч, — все было уже подготовлено. Нет, не мы подготовили мост к взрыву, а сами немцы. Но они думали его взорвать только тогда, когда все их войска будут уже на той стороне. А нам поручено было взорвать его раньше, чтобы они не могли уйти. Мы разведали точно, где они заложили свои мины, и должны были прорваться к мосту и взорвать его. План действий был разработан отлично, мы получили приказ, собрались… Но все кончилось…