Домашний огонь - [53]

Но это не скорбь. Она не приникала, а избивала бичом. Не окутывала снаружи, а въедалась в поры и раздувала ее тело до неузнавания. Она не слышала ни его шагов, ни смеха, разучилась сжимать плечи и мимикрировать в его позу, не могла посмотреть в зеркало и увидеть, как оттуда глядят его глаза. Это не скорбь. Это гнев. Это его гнев, гнев юноши, который предавался любым чувствам, но только не гневу, это что-то незнакомое в нем, все, что он ей оставил, все, что она могла сохранить от него. Она прижимала гнев к груди, вскармливала его, гладила гриву гнева, под беззвездным небом она клялась ему в любви и оттачивала зубы под стать его сверкающим когтям.

VIII

Пришли полицейские, расселись, на коленях блокноты, в руках диктофоны, самодовольно выслушали, как Исма благодарит их за то, что не вызывают на допрос в Скотленд-Ярд.

– Почему вы не разрешаете ему вернуться домой? Он хотел, он пытался вернуться домой.

Они пришли не за тем, чтобы говорить о Парвизе, они из отдела безопасности, охраняют министра внутренних дел.

– А! Так вы насчет Эймона?

Исма взяла чайник, собиралась налить в чашку полицейскому кипяток, но вроде бы забыла об этом, так и держала чайник в нескольких сантиметрах над столом, уставилась на сестру, яркий румянец пополз от шеи вверх, на лицо.

– Я спала с ним, потому что надеялась, что он сможет помочь. Спросите его, он подтвердит. Я хотела, чтобы брату позволили вернуться. И сейчас я больше ничего не прошу. Почему держала в тайне? А как вы думаете? Из-за таких, как вы, с блокнотами и диктофонами. Я хотела, чтобы Эймон был готов сделать для меня все, что угодно, когда я попрошу его помочь брату. Что мне скрывать? А вы бы не пошли на все, что угодно, чтобы помочь любимым? Видимо, вы никого не любите достаточно сильно, если для вашей любви необходимо, чтобы человек никогда не менялся.

И все это следя за Исмой, которая опустила чайник, так и не налив кипятка, и теперь уставилась на нее. Впервые ей пришло в голову – а до того она и не подозревала. Что бы она почувствовала, если бы оставалось место д ля других чувств?

– В предупреждениях такого рода нет нужды. Зачем бы я стала продолжать с ним отношения – теперь.

Они ушли, Исма все не отводила взгляда – изумленная, раненая.

– Нечего на меня так смотреть. Если он тебе приглянулся, ты должна была сама сделать это. Почему ты не любила нашего брата достаточно, чтобы сделать это?

IX

– Аника. Можно мне подняться?

– Зачем? Я не хочу тебя видеть, и теперь, когда ты знаешь про Эймона, ты сама не хочешь видеть меня.

– Ты – все, что осталось от моей семьи. Это самое важное сейчас.

– Что там за шум?

– Перевозчики пакуют вещи.

– Они съехали? Мигранты?

– Да. Мы получили их роскошные жалюзи и электрический чайник с четырьмя режимами подогрева вместо арендной платы за следующий месяц.

– Ты винишь его и в этом тоже? Что потеряла своих снобов-арендаторов?

– Не надо вести себя так, словно только твое сердце разбито. Он был мой малыш.

– А Эймон? Кто он тебе? По-моему, из-за него ты расстроилась больше, чем из-за Парвиза.

– Почему ты стараешься причинить мне боль? Он занял в моей жизни пять минут. Вы двое были вся моя жизнь. Я иду наверх.

– Ты никогда не приходила, когда он сидел здесь.

– Подвинься, пожалуйста.

– Думаю, он бы не хотел, чтобы ты тут была.

– Он больше не может хотеть или не хотеть.

– И я не хочу, чтобы ты тут была. Ты предала его.

– Он погиб не из-за этого. Его смерть никак с этим не связана. Ты должна меня простить. Пожалуйста, прошу тебя, прости!

– Ты веришь в ад и в рай?

– Только в аллегории. Милосердный Господь не осудит свое творение на вечные муки.

– Так что же будет после смерти?

– Не знаю. Что-то будет. Наши мертвые присматривают за нами, это я чувствую. Они пытаются заговорить со мной сегодня, сказать, что надо сделать для тебя.

– Ничего. Для меня – ничего. Что ты собираешься сделать для него?

– Я молюсь за него. За его душу.

– А его тело?

– Это всего лишь раковина.

– Приложи раковину к уху – услышишь океан, где она рождена.

– Хм. И что же, по-твоему, происходит после смерти?

– Я не знаю того, что знаешь ты. Жизнь, смерть, рай, ад, бог, душа. Я думаю только о Парвизе.

– Чего же он хочет?

– Он хочет домой. Он хочет, чтобы я вернула его домой – хотя бы раковину.

– Это не в твоих силах.

– Но попытаться надо.

– Как?

– Ты мне поможешь?

– Когда же ты поймешь – мы не в том положении. Мы не можем даже высказаться так, как Глэдис, у нас нет подобных прав. Вспоминай его в сердце и в своих молитвах, как бабушка вспоминала своего единственного сына. Возвращайся в университет, изучай законы. Смирись с законами, даже если они порой и несправедливы.

– Раз ты так говоришь – ты ни брата не любишь, ни справедливость.

– Я слишком люблю тебя, чтобы думать о чем-то другом.

– Твоя любовь ко мне бесполезна – ты не желаешь помочь.

– Твоя любовь к нему бесполезна – он мертв.

– Слезь с его сарая. Здесь не должен раздаваться твой голос.

– Аника! Ты мне так нужна! Разве сможем мы пережить эту боль поодиночке?

Рука Исмы гладит ее волосы, пытается отвлечь от Парвиза.

– Уходи.

X

ПОТРЯСЕНЫ И В УЖАСЕ:

СЕСТРА ПАРВИЗА ПАШИ СДЕЛАЛА ЗАЯВЛЕНИЕ

Сегодня утром Исма Паша, старшая сестра Парвиза Паши, уроженца Лондона, погибшего в понедельник в Стамбуле, зачитала перед своим домом в Уэмбли заявление для прессы. Она сказала: «Моя сестра и я были потрясены, были в ужасе, когда в конце прошлого года стало известно, что наш брат Парвиз присоединился к людям, которых мы считаем врагами и Британии, и Ислама. Мы сразу же уведомили отдел по борьбе с терроризмом, об этом уже говорила комиссар Джэнет Стивенс. Мы хотим поблагодарить представительство Пакистана в Турции, которое организует доставку тела нашего брата в Пакистан, где родственники ради памяти нашей покойной матери согласились принять его и похоронить. Моя сестра и я не планируем выезжать на похороны в Пакистан».