Домашние правила - [57]

8. Вероятно, я любил ее. По-настоящему любил.

Если бы я писал сюжет научно-фантастического сериала для телевидения, он был бы про эмпата – человека, который умеет считывать ауру людских эмоций и одним прикосновением впитывает в себя их чувства. Как было бы здорово, если бы я мог посмотреть на счастливого человека, дотронуться до его руки и внезапно наполниться такой же кипучей радостью, какую испытывает он, вместо того чтобы мучиться вопросом, не перепутал ли я что-нибудь, интерпретируя его поступки и реакции.

Любой, кто плачет над фильмами, почти эмпат. Происходящее на экране достаточно реально, чтобы вызвать эмоции. Иначе почему вы смеетесь над бурно веселящимися актерами, которые в реальной жизни терпеть друг друга не могут? Или оплакиваете смерть героя, который, как только камера перестанет снимать его, поднимется на ноги, отряхнет с себя пыль и купит гамбургер на обед?

Когда кино смотрю я, все немного иначе. Каждая сцена превращается у меня в голове в карточку из каталога возможных социальных сценариев. Если вы когда-нибудь поругаетесь с женщиной, попробуйте поцеловать ее, чтобы обезоружить. Если в разгар боя вы увидите, что вашего приятеля подстрелили, дружба обязывает вас под огнем идти ему на выручку. Если вы хотите быть душой компании на вечеринке, скажите: «Тога!»

Позже, оказавшись в такой же ситуации, я могу перебрать свои карточки с киношными сценками, мимикой и поведением и буду уверен, что все пойму правильно.

Между прочим, я никогда не плакал в кино.

Однажды я рассказывал Джесс все, что знаю о собаках.

1. Они эволюционировали из мелких млекопитающих, которые назывались миациды и жили на деревьях сорок миллионов лет назад.

2. Их одомашнили пещерные люди в палеолите.

3. Вне зависимости от породы у любой собаки триста двадцать одна кость и сорок два постоянных зуба.

4. Далматины рождаются целиком белые.

5. Собаки топчутся кругами на одном месте, перед тем как лечь, потому что, когда они были дикими животными, это помогало им приминать высокую траву и устраивать себе лежбище.

6. Приблизительно миллион собак были названы главными бенефициарами в завещаниях их хозяев.

7. Они потеют через подушечки стоп.

8. Ученые обнаружили, что собаки способны учуять носом аутизм у детей.

– Это ты выдумал, – сказала Джесс.

– Нет. Правда.

– Почему у тебя нет собаки?

На этот вопрос есть много разных ответов. Я не знал, с чего начать. Например, моя мама сказала: любому, кто забывает два раза в день чистить зубы, не хватит силы духа, чтобы ухаживать за другим живым существом. У моего брата аллергия почти на все, у чего есть мех. Тот факт, что собаки, которые были моей страстью после динозавров, но до криминалистики, перестали меня занимать.

Если честно, то я, вероятно, вообще не хотел иметь собаку. Они как дети в школе, которых я терпеть не могу: вертятся вокруг тебя, а потом уходят, когда понимают, что не получат нужного или желаемого от разговора. Они бродят стаями. Они лижут вас, и вы думаете, это от любви, а на самом деле ваши пальцы просто пахнут сэндвичем с копченой индейкой.

С другой стороны, у котов, по-моему, синдром Аспергера.

Как и я, они очень умны.

И, как и мне, иногда им просто хочется побыть в одиночестве.

Рич

Оставив Марка Магуайра на несколько минут разбираться со своей совестью, я хватаю чашку кофе в комнате отдыха и проверяю голосовую почту. У меня три новых сообщения. Первое от моей бывшей, с напоминанием, что завтра у Саши в школе родительское собрание – событие, которое я, судя по всему, опять пропущу. Второе от моего дантиста, с подтверждением записи. А третье – от Эммы Хант.

– Эмма, – говорю я, перезванивая ей. – Чем могу быть вам полезен?

– Я… я видела, что вы нашли Джесс. – Голос у нее глухой, полный слез.

– Да. Мне очень жаль. Я знаю, вы с ней были близки. – (В трубке слышны всхлипывания.) – Вы в порядке? Хотите, я пришлю к вам кого-нибудь?

– Она была завернута в лоскутное одеяло, – выдавливает из себя Эмма.

Занимаясь такой работой, как у меня, и закрывая очередное дело, иногда легко забыть, что в мире остаются люди, которые страдают от его последствий всю жизнь. Они будут помнить какую-нибудь мелкую деталь о жертве: лежащую посреди дороги туфлю, руку, сжимающую Библию, или, как в данном случае, противоречие между убийством и тем, что жертва была бережно завернута в лоскутное одеяло. Но я больше ничего не могу сделать для Джесс Огилви, кроме как привлечь к ответу ее убийцу.

– Это одеяло, – всхлипывает Эмма, – принадлежит моему сыну.

Я замираю и перестаю размешивать сливки в кофе.

– Джейкобу?

– Я не знаю… Я не понимаю, что это значит…

– Эмма, послушайте, это может вообще ничего не значить, а если значит, Джейкоб все объяснит.

– А что мне делать?! – восклицает она.

– Ничего. Позвольте заняться этим мне. Вы можете привезти его сюда?

– Он в школе…

– Тогда после школы. И вот что, Эмма, успокойтесь. Мы во всем разберемся.

Повесив трубку, я выливаю полную чашку кофе в раковину: вот насколько я рассеян. Джейкоб Хант признался, что был в доме. У него рюкзак, полный вещей Джес Огилви. Он последний, кто видел ее живой.

У Джейкоба синдром Аспергера, но это не исключает вероятности того, что он может быть убийцей.