Дом волчиц - [86]

— Больше так не делай, — говорит Феликс, оставшись с ней наедине.

— Не делать чего?

— Не слушай.

Амара с трудом удерживается от возражений.

— Не помню, чтобы я говорила тебе, что мой отец врач.

— Это было после того, как я тебя купил, — отвечает он. — Я накормил вас с Дидоной фигами, и ты рассказала мне, что была любимицей отца. Я спросил, чем он занимался.

Воспоминание обжигает Амару, подобно раскаленному полу в термах. Как наивна она была, позволив Феликсу одурачить себя улыбками, нежными прикосновениями и угощением! «Мой новый хозяин добр», — подумала она тогда.

Она пожимает плечами.

— Я такого не помню.

Остаток дня Амара работает молча, не поднимая головы, когда мимо проходит череда клиентов. Она изображает равнодушие, даже когда один из них слезно умоляет Феликса дать ему еще немного времени, но на самом деле вопреки приказу хозяина с ненавистью прислушивается к каждому его слову. Наконец входит Парис, чтобы сообщить им, что внизу дожидается раб Руфуса Филос. Отпустив Париса, Феликс приближается к ней и смотрит, как она складывает таблички.

Дождавшись, пока она закончит, он протягивает ей одно из платьев, подаренных Плинием, и, не отодвигаясь, наблюдает за ее переодеванием. Амара неуклюже от волнения возится с брошью. Феликс, сосредоточенно нахмурившись, придерживает ткань и помогает ей застегнуться. Должно быть, так мужья одевают любимых супруг. Одевшись, она поворачивается, чтобы уйти, но он ловит ее за запястье и притягивает к себе. Иллюзия близости развеивается как дым.

— Помни, что бывает с теми, кто меня предает, — говорит он и, отпустив ее руку, не оглядываясь возвращается к своему столу.

Глава 30

Кто не видел Венеру кисти Апеллеса, пусть взглянет на мою любимую — она столь же прекрасна.

Помпейское граффити

Ресторан, выбранный Руфусом, оказывается шикарным для Амары, но простоватым для него самого. Должно быть, ужин в злачном, по его меркам, месте его приятно будоражит. Все, кто что-либо из себя представляет, едят дома, наслаждаясь роскошью своих особняков, однако Амара чувствует себя на верху блаженства. Их сажают на террасе с видом на позолоченные закатным солнцем глиняные крыши, за которыми темной тенью высится островерхая гора. Над их головами свисают изящные светильники, увитые лозами и отягощенные созревающим виноградом.

Руфус делает заказ, и она робко ковыряет ложкой в блюде из морских ежей, стараясь не испачкаться с ног до головы.

— Я подумал, что на следующей неделе мы могли бы снова сходить в театр, — говорит он, заливая блюдо рыбным соусом. — Дают одну из моих любимых пьес. Играет замечательная труппа из самого Рима. Мне очень интересно увидеть эту постановку.

— Было бы чудесно, — говорит она, с облегчением услышав, что он уже планирует их следующую встречу. — Ты когда-нибудь бывал в Риме?

— Нет. Я никогда не путешествовал дальше Мизена, где, между прочим, гостил у адмирала. У него там прекрасный дом.

Амара улыбается. Ей не хочется вспоминать, что не так давно она надеялась поселиться на вилле Плиния.

— Я бы с удовольствием увидел Грецию, — продолжает он. — Многие из наших пьес основаны на пьесах, когда-то написанных вашими поэтами. Ты бывала когда-нибудь в Афинах?

Не может же она признаться ему, что получила незабываемые воспоминания об этом городе, будучи в нем проездом по пути на рабский причал.

— К сожалению, нет. Единственное место, которое мне знакомо, — это мой родной город Афидна. Думаю, тебе бы понравилась наша статуя Елены Троянской.

Руфус целует ей руку.

— Уверен, что она не настолько прекрасна, как ты.

Они смотрят друг другу в глаза, и в его взгляде читается вопрос: «Положишь ли ты конец моим ожиданиям?»

— Руфус! — их прерывает знакомый голос.

Подняв глаза, Амара замечает стоящего у их стола Квинта. Его сопровождает ослепительная красавица. Амара понимает, что видит ее не впервые. Это та самая куртизанка, которая сидела перед ней в театре в платье с открытой спиной. Вблизи она еще больше поражает красотой. Ее волосы собраны в тонкие косички вокруг головы, кожа темна, как у Зоскалеса, а на плече сияет золотой браслет. — Кажется, ты знаком с Друзиллой?

— Конечно, — говорит Руфус. — Рад встрече. — Он с гордостью поворачивается к собственной спутнице. — А это Амара.

— Неужели! — восклицает Квинт, поджав губы. — Да ты везунчик. Мне уже доводилось слышать ее чудный голосок.

При виде его ехидной усмешки сердце Амары тревожно замирает.

— О, так ты поёшь? — восклицает Друзилла. — Как чудесно! Я обожаю музыку. Вы оба обязательно должны провести с нами вечер у меня дома. — Она тепло улыбается Амаре, и та отвечает ей благодарной улыбкой.

— Друзилла обожает принимать гостей. — Квинт закатывает глаза. — В ее доме шагу не ступить, чтобы не наткнуться на толпу сплетничающих девиц.

Друзилла игриво притворяется обиженной.

— Можно подумать, я когда-либо тебе в чем-то отказывала. — Она удаляется к их столу, и Квинт, виновато пожав плечами, следует за ней.

Амара поворачивается к Руфусу, и выражение его лица заставляет ее похолодеть.

— Значит, ты уже знакома с Квинтом? — спрашивает он.

— Он посещал пиры, на которых я выступала. — Она вскидывает голову, твердо решив не показывать ни страха, ни тем более стыда. — Моя соисполнительница Дидона знакома с ним ближе.