Дом волчиц - [16]

— Да его все злит! — говорит Амара. — На него даже взглянуть нельзя, чтобы он не взбесился. Он невыносим.

— Вчера ты и правда без умолку его поучала. Он это ненавидит.

— Я дала ему хороший совет, — возразила Амара. — На что тут злиться?

— Душенька, — отвечает Виктория, — Феликсу не нужны советы от его шлюх.

— Он сказал мне, что я даже… — Амара запинается от стыда, — он сказал, что я не умею его ублажать. Что мне стоило бы поучиться у тебя, потому что ты знаешь, что делаешь.

— Так и сказал? — с заметным удовольствием переспрашивает Виктория.

— Он сказал, что ты единственная, кто по-настоящему знает, что делает, — повторяет Амара.

Феликс также говорил, что Виктория и вполовину не так красива, как Амара, но в десять раз лучше знает свое дело, однако эти его слова она оставляет при себе.

— Думаю, с тобой он действительно получает удовольствие. Он этого не говорил, но у меня сложилось такое впечатление.

— Еще бы, — отвечает Виктория. — Я выкладываюсь в полную силу. Я не имею в виду, что ты не стараешься, — быстро добавляет она.

Амара и представить не могла, что похвалы Феликса настолько обрадуют Викторию. Амару угнетает мысль о том, какой властью он обладает. Еще две матроны в сопровождении девочки-подростка подходят к ванне и останавливаются возле них, громко обсуждая выборы, в которых принимает участие один из их мужей. Девочке — должно быть, дочери — скучно и заметно неловко. Она застенчиво поглядывает на двух прекрасных волчиц, очевидно, не подозревая, кто они такие.

— Кажется, с техническими советами лучше повременить до дома, — замечает Виктория. — Но не стоит слишком расстраиваться. Может, сегодня он и рассердился, но со временем он зауважает тебя за то, что ты не трусиха. Ему нравятся строптивицы. — Она краснеет и на мгновение выглядит такой же застенчивой, как и юная девочка рядом с ними. — Он говорил мне, что именно поэтому я его любимая шлюха. — Последние слова она произносит чуть слышно, у самого уха Амары, чтобы не услышали их соседки.

Амаре внезапно становится душно в этом натопленном, переполненном помещении. Она отходит от ванны. Виктория следует за ней.

— Я бы хотела стать его любимицей только для того, — говорит Амара, оглядываясь через плечо, — чтобы внезапно ударить его ножом в сердце.

Виктория смеется, решив, что подруга шутит.

Глава 6

Если хотите потрахаться, ищите Аттику; она стоит шестнадцать ассов.

Граффити рядом с помпейскими Морскими воротами

Солнце стоит высоко в ясном зимнем небе. Даже не согревая, его ослепительное сияние поднимает настроение. Амара наслаждается чувством собственной чистоты и отчасти даже заботой, с которой Фабия укладывает ее волосы в безупречную прическу. У старухи проворные и нежные пальцы. В другой жизни она могла бы быть умелой служанкой какой-нибудь высокородной хозяйки. Амара пытается выбросить из памяти испытанную утром боль. «Скоро унижение побледнеет, словно синяки», — убеждает она себя.

Обсудив лучшие места для охоты, девушки останавливаются на гавани. Там всегда полно клиентов, да и прогуляться на солнышке — одно удовольствие. Кресса изъявляет готовность остаться в лупанарии.

— Фабия составит мне компанию, — говорит она, отмахиваясь от благодарностей подруг. — Здорово будет немного побездельничать вместе.

Фабия, изголодавшаяся по человеческому теплу не меньше, чем по пище, от души радуется ее любезности. Амара понимает, что Крессе предстоит весь день просидеть в темноте, тоскливо выслушивая бесконечные рассказы о детстве злосчастного Париса.

— Кресса такая добрая, — замечает Амара, когда они выходят на улицу. — Она рождена быть матерью.

— Никогда так не говори! — в ужасе восклицает Бероника.

— Почему это?

— Крессе уже довелось побывать матерью, — отвечает Виктория, поскорее увлекая их прочь от лупанария. — У нее был маленький сын. Феликс продал малыша, когда тому было три года. — Амара и Дидона ахают, и Виктория мрачно кивает. — Удивительно, что он не сделал этого раньше; уж лучше бы избавился от младенца сразу после его рождения, пока она не успела к нему привязаться.

— Какой кошмар! — ужасается Дидона. — Бедная Кресса.

— Его звали Космус, — говорит Виктория. — Милый был малыш. Фабия приглядывала за ним, пока мы работали. Кресса его обожала. Я думала, она умрет, когда Трасо отнял у нее мальчика. Она так кричала, что Феликсу пришлось закрыть ее наверху. Она провела взаперти много дней. А с тех пор как спустилась, никогда больше не упоминала о Космусе.

— Наверное, ей слишком больно его обсуждать, — предположила Бероника.

Вспоминая, как Кресса спасла ее от игрока в кости и с какой добротой и терпением она обращается с Фабией, Амара поражается, сколько сострадания осталось в сердце ее подруги после потери ребенка.

— Но она всегда такая чуткая, — замечает Амара. — Ни за что бы не догадалась, что она несет такое бремя. Кто бы мог подумать.

Бероника и Виктория переглядываются.

— По-моему, она находит способы забыться, — говорит Виктория. — Ты же видела, сколько она пьет.

— Нельзя ее винить, — быстро добавляет Бероника. — Да и пьет она не так уж много.

— Вот почему под утро я всегда принимаю свои травы, — произносит Виктория. — Лучше переубивать все внутри, пока оно не прижилось.