Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [92]
Гретль узнала у своего сына Томаса, что в тех случаях, когда у семьи активы за границей, можно попросить власти об уступках, чтобы открыть фонд раньше времени. Этот, на первый взгляд, очевидный момент окрылил мать, и на встрече она говорила с таким чувством, что впечатлила старшую сестру, «как будто это говорит наш отец». Ее предложение было простым: «Если вы хотите, чтобы мы разблокировали фонд, заплатите нам за это. Наша цена — гражданские права для Гермины и Хелены». Сначала Шёне согласился на такую возможность, но предупредил, что это надо согласовать в Берлине с главой отдела иностранного обмена Рейхсбанка, Гёрлихом.
На встрече в Берлине, которая состоялась в офисе банка на Викторияштрассе 2 мая, участники были почти те же, что и на первом собрании в Вене. Гёрлих прямо изложил ситуацию Гретль и Гермины:
Вы можете эмигрировать, в случае чего мы разрешим вам сохранить небольшую часть вашего иностранного состояния, или вы можете остаться в Рейхе и, как все остальные, поменять все ваши иностранные деньги на рейхсмарки. Я полагаю, что вы выберете первое из двух решений, поскольку не могу представить, что вы пожелаете остаться в этой стране как евреи, в качестве исключения, против провозглашенной воли фюрера?[456]
Гермина не ответила, но надеялась, что Гёрлих по ее молчанию поймет, что она как раз собиралась остаться в немецком Рейхе.
Что же до того, чтобы объявить сестер арийками, об этом, говорил он, и речи быть не может. Они евреи и все тут, — но когда Антон Гроллер напомнил, что ветвь семьи Витгенштейнов была убеждена, что Герман Витгенштейн являлся незаконным сыном арийского принца, Гёрлих и Шёне ухватились за эту информацию как за возможное решение. Создалось впечатление, что они сделают все, чтобы помочь семье выкрутиться. По сути дела, они ловко играли в старую игру, притворяясь, с одной стороны, заинтересованными в судьбе семьи, а с другой стороны, угрожая, что если возникнут проблемы, им придется передать досье Витгенштейнов в гестапо. Гретль, кажется, попалась на эту уловку: «В этот момент началась наша дружба с Рейхсбанком»[457]. После встречи ей вернули паспорт, и через три дня она поднялась на борт парохода Washington в Саутгемптоне, направлявшегося в Нью-Йорк.
60
Нацисты в Америке
Антон Гроллер работал на Витгенштейнов большую часть жизни. Хотя и потрясенный тем, что их теперь считают евреями, он во многом выступал за аншлюс и был пылким сторонником НСДАП. Сразу после встречи в Берлине он связался с Паулем:
Немцы очень великодушны. Они сделали вам окончательное предложение. Из вашей доли в 3,4 миллиона франков они позволят вам оставить 2,1. Большая жертва, я знаю, но я надеюсь, вы на нее пойдете. Более того, они разрешат вам свободно пересекать границу Австрии. Впрочем, они не гарантируют никаких уступок касательно обращения к вашим сестрам как к арийкам. Взамен они требуют немедленного жеста доброй воли от семьи. Мы предлагаем, чтобы вы прямо сейчас передали им все золото[458].
Пауль в восторг не пришел. Разрешение пересекать границу Австрии ничего для него не значило, ведь уголовное обвинение в смешении крови с арийкой так и не было отозвано, и в любом случае он оставался евреем — лишенным гражданских прав. Если он вернется в Вену, его схватит гестапо, и придется сдать даже его 2,1 миллиона швейцарских франков. Не был он рад и уступке золота Рейхсбанку без каких-либо гарантий относительно сестер. Джи тоже был категорически против и возбужденно выговаривал Паулю, что он обещал помочь защитить состояние дяди от тех, кого он называл «нацистами-пролетариями», о том, что немцам нужно отдать как можно меньше и бороться с ними на каждом шагу. Дядя и племянник сошлись во взглядах, что какова бы ни была уступка, она должна принести самое большое возможное преимущество Гер-мине и Хелене.
Гретль приехала в Нью-Йорк 12 мая 1939 года, ровно за неделю до прибытия немецкого парохода Columbus с Шёне и Индрой на борту. Конрад Блох, швейцарский адвокат, представлявший Wistag Trust, тоже находился в Америке, но поскольку он плохо говорил по-английски, он попросил двуязычного поверенного в Нью-Йорке поработать вместе с ним. Это был Сэмюэл Уочтел, дотошный, трудолюбивый и честный адвокат, чьи сотрудники провели тысячи неоплачиваемых человеко-часов за сортировкой иммиграционных бумаг еврейских клиентов, бежавших из Рейха.
Первое собрание всех сторон состоялось 19 мая в отеле Gladstone на углу 52-й улицы и Парк-авеню. За несколько дней до этого решимость Джи не дать немцам забрать все золото уже пошатнулась. Гретль настаивала, чтобы он все подписал — бумаги на все 2,5 миллиона франков, — а она была грозной женщиной, «бойцом, который не потерпит никакого вмешательства»[459]. Тем временем Антон Гроллер сказал Паулю, что немцы не оставят ему ни гроша, если он не согласится передать им золото. Он неохотно подчинился. «Как неожиданно, — саркастическая усмехнулся Шёне, узнав о такой значительной подвижке. — Рейхсбанк удовлетворился бы гораздо меньшим».
