Дом в Хамптоне - [3]

Ему вдруг вспомнилась жена. Во что она одевается? Во что-то чистое и хрустящее. И пахнет от нее нормальными духами нормальной женщины. Но этот запах — дразнящий, одновременно манящий и отталкивающий запах кокотки…

— Гарри? Гарри Харт?

Очень медленно Гарри повернулся на голос, изо всех сил стараясь не выдавать волнения.

— Мадлен?

Перед ним, лукаво улыбаясь, стояла очаровательная блондинка, закутанная в роскошные белые меха, лишь задорно торчал покрасневший от мороза носик. Конечно это Мадлен Олсен. В следующий момент она обвила руками его шею. Мягкая шуба обволокла его так же нежно и дразняще, как и аромат ее духов. Гарри чуть не потерял сознание от нахлынувших на него чувств.

Ее голос и смех колокольчиками звенели в ушах, когда она наконец выпустила его из своих объятий.

— Мадлен. Это так забавно звучит. Меня никто так не называет со школьных лет.

Гарри сделал знак официанту.

— Ты опоздала. Я очень беспокоился. Давай присядем.

— О, Гарри! Прости, ради Бога! Мне так стыдно признаться, но я проспала. Даже не слышала будильника. Мне так не хватает Мартина. Я привыкла, что он всегда рядом. Ведь это мое первое в жизни путешествие в одиночестве.

Гарри провел свою белоснежную спутницу к столу у окна. Он чувствовал себя смущенным. Он не мог объяснить себе, чего он ожидал, но только не этих роскошных мехов и искрящегося веселья.

Мадлен освободилась от манто, и Гарри увидел ее стройное тело — такое знакомое и желанное. Под мехами она тоже была одета во все белое. Плотная белая кашемировая юбка и такая же кофта эффектно облегали ее фигуру. «Высший класс, настоящий Голливуд», — сказала бы его жена. На пальцах и в ушах сверкали бриллианты. Настоящая снежная королева! Слегка похудела, но выглядит все так же неотразимо. Действительно, время не властно над такими женщинами. Гарри был восхищен ею. Каждый мужчина, который видел эту женщину, не мог не восхититься ею! Внезапно Гарри ощутил себя подавленным.

— Меня зовут Фритци. — Она широко улыбнулась ему.

Гарри попытался сосредоточиться.

— Объясни, пожалуйста, я не совсем тебя понимаю.

— Фритци. Это мое прозвище. Так прозвал меня Мартин, потому что я ни на что не гожусь. — Мадлен рассмеялась. — Когда ты называешь меня Мадлен, я чувствую себя немного странно.

— Но мне тоже неловко звать тебя Фритци.

— Ничего. Женщинам надо уступать. Зови меня, пожалуйста, Фритци.

— В детстве у меня был хомяк с такой кличкой.

— Замечательно.

— Ты знаешь, он погиб ужасной смертью. Мне так больно вспоминать это, повторяя каждый раз его имя.

Фритци медленно улыбнулась. Очень сладкой и очень злой улыбкой.

— Когда-то я носила в животе ребенка по имени Гарри-младший.

Поперхнувшись, Гарри чуть не выронил бокал, который он только что пригубил. Брызги попали на белую кашемировую грудь.

— С тобой все в порядке, Гарри? — сдерживая улыбку, заботливо поинтересовалась Фритци.

Откашлявшись, Гарри постарался придать своим голубым глазам испытанное холодное выражение. Строгость и снисходительность. По крайней мере, ему казалось, что он выглядит так, хотя понимал — победа за этой женщиной. Он сокрушен и подавлен. И так будет всегда.

— О'кей. Хорошо, я согласен. Я буду звать тебя Фритци, Фритци, Фрииитци, Фриииииитциииии! — пропел он.

— Ну вот и отлично. А я буду звать тебя Гарри. Гарри, Гаааарриии! — Она засмеялась.

Гарри вдруг почувствовал, что ему тоже смешно. Они сидели, несли всякую чушь и все время смеялись. Гарри не мог остановить себя. Это был какой-то нервный смех. Он абсолютно ничего не мог с собой поделать. Это он-то, всегда гордившийся тем, что умеет владеть собой и обстановкой. Но сейчас! Он и не помнит, случалось ли с ним такое раньше, он словно оказался под гипнозом, и смех Фритци колокольчиками звучал у него в ушах.

Они заказали ленч, но он даже не почувствовал вкуса съеденного. Его собственный голос звучал, словно из некоего резервуара, и существовал самостоятельно, независимо от его воли. Гарри даже обернулся — казалось, что говорит не он, а кто-то за его спиной.

После ленча они расстались. Гарри не вернулся в офис — он был ошеломлен, и ему надо было прийти в себя, хорошенько поразмыслить. Появление Фритци в его размеренной, хорошо отлаженной жизни застало его врасплох. Это походило на стихийное бедствие, удар грома среди ясного неба. Оказывается, жизнь его текла настолько размеренно, что ему это осточертело.

Когда присутствие духа покидало Гарри, он предпочитал пешие прогулки. Вот и сейчас он не спеша брел в сторону дома, пытаясь вновь обрести почву под ногами.

У него было две страсти в жизни — бейсбол и Ингмар Бергман. Они совсем не подходили к его имиджу издателя и владельца журнала «Утиная охота» и множества смежных изданий. В охоте он ничего не смыслил, и Джина, его жена, смеялась над этим. А он находил даже какое-то удовольствие от своего невежества.

— Не нужно быть птицей, чтобы торговать пухом. К черту этих уток! Единственная утка, которую я знаю, это издательское дело. Я умею продать свои издания, и это главное! А если бы у меня был журнал «Философия», что ж, мне становиться Карлом Юнгом? Пока на свете существуют тысячи дураков, готовых бродить по холодной воде и морозить свой зад, чтобы от какого-нибудь несчастного голубя полетели пух и перья после выстрела, он не останется без клиентов!