Дом убийств - [52]

— Монж меня не выносил, — буркнул он. — Считал, что приношу несчастье.

— Но почему моя мать? Мои братья? Почему я, раз вы говорите…

Зорм кивнул.

— Я вырвал тебя у него. Его резак был в каких-нибудь трех сантиметрах от твоей шейки. Он бы просто снес тебе голову.

— Но почему?!

Зорм ответил не сразу. Внезапно он насторожился, скосил глаза и прислушался. Серафену показалось, будто снаружи доносится гул мотора.

— Здесь на меня не рассчитывай, — проговорил Зорм. — Скажу только, что у меня было достаточно причин поскорее унести оттуда ноги. Кто бы мне поверил? Одному, в окружении пяти мертвецов, при моей дурной славе да еще с вертелом и резаком, помеченным моими инициалами. Нужно было быть сумасшедшим, чтобы на это надеяться! Меня бы тотчас поволокли на эшафот под радостное улюлюканье толпы!..

Хрипы в его груди усилились, заглушая слова. Он продолжал после паузы:

— Тогда я выбрался из дома, пошел к колодцу и бросил туда оба резака. Я мог бы оставить резак Монжа. Не знаю, почему я швырнул его на дно.

— Мне сказали, что вы плакали, — прошептал Серафен.

— Кто это тебе сказал? — Зорм подскочил, словно его подбросило пружиной, и сел, привалившись к подушке. — Кто тебе сказал? — повторил он, в голосе его послышалась угроза.

— Какое это имеет значение? — пробормотал Серафен. — Я спустился на дно колодца. Я нашел то, что осталось от двух резаков. Но какое все это имеет значение?..

На этот раз Зорм не пытался уклониться от его взгляда, и Серафен увидел, что руки умирающего сжались в кулаки.

— Ты ошибаешься, — сказал он глухо. — Я не знаю, что такое слезы. Я боялся — а это совсем другое.

— Но кого вы могли бояться?

Зорм с трудом проглотил вязкую слюну. Его глаза опять избегали глаз Серафена.

— Ладно, — проговорил он, — я тебе все расскажу. А ты расскажешь жандармам. Так вот, той ночью, когда я шел к колодцу, я увидел троих мужчин, прятавшихся за грудой разбитых повозок. О, им казалось, они в надежном укрытии! Однако их резаки блестели в лунном свете, будто змеиная кожа в траве. Правда, лиц их я не разглядел, потому что они натянули сетки пасечников. Зато они должны были отлично рассмотреть мое. Не может быть, чтобы они меня не узнали. И я бежал, как жалкий трус. Я забился в эту дыру, затаился, с минуты на минуту ожидая появления жандармов. К счастью… к счастью, мне повезло и…

Он запнулся, подбирая слова.

— Гильотинировали трех невиновных, — докончил Серафен.

— Глупцы! Должно быть, они забрели в усадьбу на рассвете. Скорее всего, уже основательно под хмельком. Они увидели открытую дверь, что-то стащили — яйца, ветчину… У раковины как раз стояла бутылка водки: Монж держал ее наготове, чтобы наливать возчикам… Конечно, они не могли не заметить трупы! Но водка… бутылка подействовала на них, как приманка. Что с них возьмешь — дикари! Подбираясь к выпивке, они должны были перешагивать через трупы… Тебя они даже не заметили! Что ты хочешь…

Он проворчал какое-то ругательство по адресу казненных герцеговинцев. Серафен смотрел на его искаженное судорогой землисто-серое лицо. Слова, слетавшие с этих бескровных губ, казалось, не имели ничего общего с преследовавшей его, Серафена, жуткой картиной.

— Я сказал — к счастью, — продолжал Зорм, — но кто знает? Уж лучше эшафот, чем столько лет постоянного страха. Тогда я не разглядел, кто эти трое. Мало ли что… Случайная женщина, попойка, когда море по колено и весело мочатся на крапиву… «Помните историю с Ля Бюрльер? Так вот, я знаю, что там произошло. И было все не так, как вы думаете…» Это ведь так легко, сорвется с языка — и пиши пропало… К счастью, здешний люд обходит меня стороной, даже смотреть избегают. Никогда, — сказал Зорм, — никогда и никто не смотрел на меня так, как ты…

Он умолк и снова прислушался. В наступившей тишине листва кипариса перешептывалась с ветром. Зорм откинулся на подушку.

— Уже поздно, — пробормотал Серафен.

— Ах, да! — сказал Зорм. — Ты ведь пришел, чтобы узнать. Думаешь, у меня будет время все тебе рассказать? Когда я увидел, как ты молотишь кулаками по камням, я понял, что ты не отступишься, перевернешь все плиты, чтобы докопаться до скрытой под ними тайны. С тех пор я ходил за тобой по пятам. Я ведь был в лавровой роще в тот день, когда ты говорил… говорил с дочкой Селеста Дормэра. И вечером, когда за тобой приходил брат Каликст. И тогда я понял, что все цепляется одно за другое, увлекая тебя к ложной истине.

— Так это вы звали меня той ночью?

— Да. И я пошел за тобой к источнику Сиубер, видел, как ты проводил рукой по тому месту, где точили резаки и косы. Я понял: ты что-то узнал… Дни и ночи следил я за тем, как ты разрушаешь Ля Бюрльер. Я бродил среди развалин, после того как ты разобрал дымовую трубу, и увидел тайник, который ты обнаружил. Мне нужно было узнать, что ты нашел.

— Значит, ваше присутствие я почуял в моей кухне?

— Я сказал себе: «Когда он схватит их за глотку, они станут выкрикивать мое имя и поднимут визг, точно свиньи под ножом мясника. Они будут твердить это, пока он не услышит. И он придет. И тогда…»

— Я пришел, — сказал Серафен.

— Слишком поздно. Я умираю, а ты теперь знаешь правду. Но я не мог рисковать, что не успею тебе всего рассказать. И потом, ты мог мне не поверить…