Дом «У пяти колокольчиков» - [10]

Дом «У пяти колокольчиков» был памятен своим происхождением: говорили, будто он заложен одновременно со знаменитой большой часовней тела Христова, которая стояла в центре площади, как раз напротив храма св. Игнатия. По указу императора Иосифа она была несколько лет тому назад закрыта; ныне же, невзирая на ее выдающуюся роль в истории чешского народа, а может быть, именно по этой причине[2], ее окончательно разрушили.

Желающих приобрести развалины не находилось, хотя они наверняка могли послужить материалом для нескольких построек, пражская магистратура только и смотрела, как бы сбыть их по дешевке, а то и попросту бесплатно отдать любому, кто согласится их вывезти и сравнять с землей место, где гордо, величественно высился этот храм в дни счастья и славы чешского народа.

Дело в том, что развалины были для пражан предметом суеверного ужаса и источником бесчисленного множества страшных историй и слухов. Говорили, что запоздалым путникам не раз случалось слышать глубокой ночью отчаянные крики, доносившиеся из подземелий; кому-то чудилось бряцание оружием, звон цепей, зовы о помощи, слезные мольбы о милосердии; иные же своими глазами видели, как по развалинам бродят некие фигуры — одни в белых саванах, другие в облачении неизвестных в Чехии монашеских орденов, третьи в одеянии палачей, видели орудия пыток и мечи для свершения казней.

Но после того как два весьма уважаемых, достойных всяческого доверия горожанина, возвратившись в полночь с крестин, кои они помогли отпраздновать отцу — их счастливому приятелю, жившему на Вышеграде, поклялись спасением своей души, что, оставаясь незамеченными, явились свидетелями казни некоего страдальца, совершенной в тех развалинах толпой людей в масках, — после того всяк с еще большей, чем прежде, опаской старался обойти ночью это место, а тот, кого не понуждало срочное дело, даже и днем делал всегда большой крюк.

Лишь немногие предполагали, что эти ужасные события совершились скорее всего в воображении обоих почтенных горожан, одинаково возбужденных неумеренными возлияниями в честь новорожденного. Некоторые настаивали, что в подвалах часовни и сейчас еще устраивают свои собрания свободные каменщики{8}, чьими предшественниками она была сооружена в XIV веке. Другие столь же твердо были убеждены, что иезуиты, в чьем ведении она находилась в последнее время, тайно вершат здесь кровавую расправу над теми своими недоброжелателями, против которых из-за недостатка улик нельзя открыто поднять карающий меч правосудия, и умышленно стремятся произвести впечатление этими ужасными сценами и распространяемыми потом страшными слухами, с целью напомнить людям, что за их душами продолжают следить, следить все с той же бдительностью, что и прежде, хоть в нынешних обстоятельствах это возможно осуществлять лишь тайно. И опять лишь немногие судили трезво: скорее всего, в этих развалинах устроили свой притон бродяги и преступники и пугают прохожих своими выкриками и диковинными одеяниями, чтобы их не тревожили и оставили в покое. Не удивительно, что никто не приценивался к строительному камню, ведь почти все были уверены, что право на него присвоила себе какая-то одна из трех могущественных в то время сил, а шутить ни с одной из них не следовало.

Дом «У пяти колокольчиков» уже много лет принадлежал богатому купеческому роду Неповольных, который ныне едва теплился, и то лишь по женской линии. Теперешняя владелица дома и ее внучка были последними потомками этой семьи, некогда процветавшей и широко распространенной в Праге.

В этот поздний час пани Неповольная отдыхала в глубине своей спальни на широкой постели со множеством белоснежных подушек, по моде тех лет украшенных громадными шелковыми бантами темно-красного цвета. В просвет полога того же благородного цвета и из той же великолепной ткани был вдвинут столик, на мраморной доске коего высился, подобно небольшой башне, золотой канделябр о шести рожках с зажженными, точно в большой праздник, свечами.

Суровая доля выпала хозяйке дома «У пяти колокольчиков». Ее жизненный путь вовсе не был усыпан розами, как это, наверное, казалось тем, кто видел, как едет она в своей тяжелой карете, разодетая, в драгоценностях, мерно покачиваясь, словно святой образ в золоченой раме, через мост на Град в собор св. Вита{9}, чтобы присутствовать на воскресной проповеди и большой мессе. Она была из того же рода Неповольных, и этот дом отец добавил к ее приданому в качестве награды за то, что она не слишком плакала, когда, вознамерившись сохранить в целости фамильное состояние, он выдал ее на пятнадцатом году жизни за ее же родного дядю, у которого, если верить ее словам, не было иных достоинств, кроме богатства, но который у многих пользовался большим уважением как человек вполне порядочный и честный. После бурного и для обеих сторон весьма несчастливого супружества, не раз дававшего пражским дамам повод для самых невероятных сплетен и пересудов, пани Неповольная овдовела, находясь еще в полном расцвете сил и прославленной по всей Праге красоты. Похоронив мужа, она вслед за тем в короткое время потеряла четырех сыновей, подававших самые лучшие надежды. У нее оставалась только одна старшая дочь. Выданная замуж в том же нежном возрасте, что и мать, она спустя несколько недель после свадьбы тяжело заболела — у нее помутился рассудок, — и это вскоре свело в могилу ее мужа. Сама больная промучилась значительно дольше, пережив его на целых десять лет, и вот сегодня исполнился ровно год, как и она отошла в вечность.