Дом у озера Мистик - [37]

Мама?

Иззи прошла по траве и подошла к краю озера. Она зажмурилась и представила маму. Когда она открыла глаза, мама была здесь, стояла на воде посреди озера, слишком далеко, чтобы Иззи могла до нее добраться. Казалось, мама не двигалась, но вдруг она оказалась так близко, что Иззи почувствовала запах ее духов.

Теперь все в порядке, Иззи.

Мамин голос смешивался с ветерком. Где-то вскрикнула птица, выпорхнула из кустов и, хлопая крыльями, поднялась в небо.

Дождь начался на самом деле, зашелестел, окропил волосы и лицо Иззи. Она видела, что дождь цветной, на поверхность озера падают бесчисленные крошечные капли, окрашенные во все цвета радуги. Но на том берегу озера дождя не было.

Теперь все в порядке, — повторила мама. — Мне нужно идти.

Иззи запаниковала. Ей показалось, что она снова теряет свою маму.

Мама, подожди, не уходи, я исчезаю так быстро, как только могу!

Но мама уже ушла. Разноцветный дождь прекратился, и туман рассеялся.

Иззи все ждала и ждала, но ничего не произошло. В конце концов она вернулась в дом. Она прошла через гостиную, зашла в кухню и приготовила себе завтрак. Она насыпала в миску хлопья и залила их молоком.

Иззи услышала, как в другой комнате проснулся папа. Она не раз видела, как это бывает, и знала, что, если он заснул в гостиной, это всегда плохо. Сначала он сядет на диване, потом схватится за голову и тихо застонет. Когда он будет вставать, он обязательно ударится ногой об угол кофейного столика и выкрикнет плохое слово. Сегодня было как всегда.

— Черт!

Иззи поскорее постелила на стол розовую скатерть, ту самую, которую мама всегда стелила для завтрака. Она хотела, чтобы папа заметил, какая она стала большая и умная. Может быть, тогда он наконец на нее посмотрит, дотронется до нее, может быть, даже скажет: «Привет, Солнышко, как спалось?» Раньше он так говорил по утрам. А если бы он с ней заговорил, может быть, она смогла бы найти свой собственный голос и ответить ему: «Все хорошо, папа» — и его рассмешить.

Она скучала по его смеху.

На самом деле только этого она и хотела. Она отказалась от множества других вещей, которые когда-то были для нее важны. Ей уже не важно, скажет ли он, что он ее любит. Ей все равно, поцелует ли он ее в лоб перед сном, возьмет ли ее на пикник, будет ли кружить ее в своих больших, сильных руках, пока она не завизжит. Ей только хотелось, чтобы он смотрел на нее, как раньше, как если бы она была самым важным человеком на свете. А теперь он на нее почти никогда не смотрел. Теперь он так быстро отводил взгляд, что она пугалась и думала, что, может быть, она все-таки исчезла совсем. Но этого не случилось, она всегда здесь, во всяком случае, большая часть ее, кроме одной руки и нескольких пальцев на другой. Ему просто больше не нравится на нее смотреть.

Ник нетвердыми шагами вошел в кухню и остановился в дверном проеме.

— Иззи? Почему ты уже встала?

Иззи удивленно заморгала. «Ты можешь это сделать, — думала она. — Просто ответь ему: „Папа, я готовлю тебе завтрак“». Но слова спутались в ее горле и исчезли.

— Хлопья с молоком, — сказал он с вялой улыбкой. — Энни это понравится.

Он подошел к холодильнику и налил себе стакан апельсинового сока. Потом направился к Иззи. На какое-то мгновение она подумала, что он собирается похлопать ее по плечу и сказать, что она очень красиво накрыла на стол. Или что она красиво выглядит, прямо как выглядела когда-то, такая нарядная и с косичками. Она даже сделала шаг к нему.

Но он прошел мимо, а она постаралась не заплакать.

Он снова посмотрел на стол. Не на нее.

— Иззи, детка, у меня нет времени на завтрак.

Он дотронулся до своего лба и закрыл глаза. Иззи знала, что у него снова болит голова. Она всегда у него болит по утрам с тех пор, как мама отправилась на небеса. Иззи было страшно об этом думать. Ей было очень жалко папу — таким больным он был по утрам. Ей хотелось ему сказать, что она очень-очень постарается быть хорошей девочкой, что она перестанет исчезать и начнет разговаривать, будет есть овощи и все такое.

Папа улыбнулся, только это была не настоящая папина улыбка, а чужая — улыбка папы с серебряными волосами, который никогда на нее не смотрит.

— Как вы вчера с Энни, хорошо провели время?

Иззи старалась, очень старалась, но не могла ответить. Она видела, как папа на нее смотрит, — так, словно вот-вот заплачет, и ей стало стыдно за себя.

Наконец он вздохнул:

— Пойду приму душ. С минуты на минуту приедет Энни.

Он подождал с секунду, как если бы она собиралась ответить, но она не ответила. Не могла. Она просто стояла, держа две миски, и смотрела, как он уходит.

Позже, через много времени после того, как Ник ушел на работу, Иззи сидела на диване, сдвинув колени, у нее на руках спала мисс Джемми. Энни пришла ни свет ни заря и снова принялась убирать дом. Все время, пока она работала, она разговаривала с Иззи. Она говорила так много, что иногда Иззи не могла все это слушать. Иззи нравилось, как теперь выглядел ее дом после того, как Энни закончила в нем уборку. Теперь она чувствовала себя здесь в безопасности. Она закрыла глаза, слыша успокаивающее шуршание щетки. Этот звук напоминал ей о маме, когда Иззи сидела одна с книжкой, пока мама убиралась в доме. Иззи сама не поняла, как это произошло: из ее рта вдруг вырвался звук. Это было слабое «шшшрк-шшшрк», такой же звук, какой издавала щетка, когда Энни подметала пол. Иззи широко открыла глаза. После такого долгого безмолвия ей было странно услышать собственный голос. Она была потрясена. Пусть это даже не слова, но все равно это был голос Иззи. Она-то думала, что ее говорящая часть усохла и исчезла, как ее рука. Иззи не собиралась перестать разговаривать, но однажды, после того как она побывала у доктора, она открыла рот, чтобы заговорить, но ничего не вышло. Вообще ничего. Тогда она ужасно испугалась, особенно когда поняла, что ничего не может с этим поделать. После этого все стали обращаться с ней как с младенцем, — может, взрослые решили: раз она не говорит, то и не слышит. От этого и оттого, как они все на нее смотрели, Иззи часто хотелось плакать, но и плач ее был беззвучным.