Дом там, где сердце - [21]

– Сколько нам добираться до Эннискиллена?

– Если дороги будут свободны, мы должны успеть туда к ве­чернему чаю, а оттуда отправиться в Барнакиллу, – прошептал он, с удовольствием перебирая ее закрутившиеся в колечки волосы.

Словно роза без шипов… Эта мысль озарила его внезапно, и ему понравилось такое сравнение.

Мюйрин взяла его руку и положила рядом. Голова ее снова кос­нулась подушки. Где-то в подсознании мелькнуло, как прекрасен Локлейн, лежащий рядом с ней, как они подходят друг другу.

Ее охватило какое-то странное чувство, когда она впервые встретила его на пристани в Дан Лаогер и их руки соприкосну­лись. В тот момент она задрожала, как будто под ней содрога­лась земля. У нее было такое ощущение, словно она вернулась домой, хотя никогда раньше не бывала в Ирландии.

– Надеюсь, нас подвезут до дома, когда мы приедем, – про­бормотала она. – Как же хорошо будет оказаться дома!

Фраза ее была такой бессмысленной, что Локлейн посмотрел на нее, чтобы убедиться, не спит ли она. Она никогда не была в Барнакилле. Разоренное, обанкротившееся поместье она вряд ли могла считать своим домом.

Его взволновал и ее ответ на его поцелуй, и ее реакция на его присутствие в ее постели. Может, она была настоящей распут­ницей или вообще потеряла рассудок? Или, хуже того, не пере­путала ли она его мысленно с Августином?

Тревога Локлейна нарастала, когда она снова перевернулась на спину и он стал ласкать ее грудь. Пытаясь сдерживать себя, он все же хотел проверить ее.

– Мюйрин, вы не спите? – спросил он, пожалуй, слишком громко, немного отодвигаясь от нее.

Мюйрин открыла глаза и с некоторым изумлением посмо­трела на него.

– Конечно, нет, Локлейн. Вы же сказали, полежим еще ми­нут пять.

Ее удивил резковатый, как ей показалось, тон.

– Но, думаю, вы правы, – вздохнула она, чмокая его в щеку и опуская свои длинные ноги на пол. – Нам надо ехать, и за­втрак скоро принесут.

Она пропорхнула через весь номер за ширму и через не­сколько минут появилась полностью одетая. Собрав разбросанные шпильки, которые она зажала в своих рубиново-красных губах, она быстро расчесала иссиня-черные волосы и сильно скрутила их в крепкий пучок на затылке, вонзая шпильки так, словно атакует злейшего врага.

Локлейн наблюдал за ней с кровати и заметил, что вся про­цедура заняла меньше минуты.

Она подошла к двери и принесла бидон горячей воды. Око­ло минуты доносились всплески. Она вылила воду из таза в ве­дро и снова вышла, чтобы принести поднос с завтраком, кото­рый горничная только что оставила за дверью.

Мюйрин повернулась к Локлейну.

– Ну, лежебока, теперь ваша очередь. Идите-ка, побрейтесь, пока я приготовлю все к завтраку.

На завтрак были каша, гренки, бекон, яйца и колбаса. Мюй­рин опять сделала бутерброды из хлеба и бекона, который они оставили, и завернула их в чистую салфетку. Затем она упако­вала свои вещи, засунув сверток с едой в большую сумку, ко­торая лежала рядом с ее накидкой и чемоданами.

Все это время Локлейн, как только предоставлялась такая возможность, пристально наблюдал за ней, то и дело выгляды­вая из-за ширмы, боясь пропустить хоть одно ее движение. Закончив бриться, он сделал вывод, что если Мюйрин и впрямь сумасшедшая, то наверняка самая практичная из всех безумцев, которых он знает.

Мюйрин заметила, что он снова пребывает в каком-то стран­ном настроении. Она уже почти привыкла к его холодноватой манере держаться и дерзнула заметить:

– Вы ужасно молчаливы сегодня с утра, Локк-Дейн. Готова поспорить, вас одолевает тысяча мыслей.

– Ни одной серьезной, дорогая. – Он улыбнулся, застегивая рубашку и жилет.

Какое-то время он возился, завязывая галстук, а она за ним наблюдала, сосредоточенно нахмурив брови.

Наконец Мюйрин подошла к нему, легко оттолкнула его руки и предложила:

– Позвольте мне.

Она ловко завязала галстук своими маленькими гибкими пальчиками, объясняя:

– Папа тоже никак не мог этому научиться.

Локлейн не мог сопротивляться ее присутствию рядом, ког­да ее аметистовые глаза излучали нежность. Он легко поцеловал ее в губы, прежде чем отпустить ее и надеть пиджак. Может, она и странная, подумал он про себя, но, честное слово, самая очаровательная из женщин.

Однако времени на то, чтобы анализировать поведение Мюй­рин, совсем не было. Ведь коляска вот-вот должна отправлять­ся. Локлейн собрал свои вещи, а Мюйрин проверила, не оста­вили ли они чего-нибудь в номере.

Затем она оплатила счет за отель, пока Локлейн укладывал их сумки и чемоданы наверх в коляску. Она вышла на мороз­ный утренний воздух. Локлейн смотрел, как луч света озарил ее, у входа в отель. Она самая прекрасная, подумал он, и его сердце екнуло. Каждый мужчина на этой тихой улочке обер­нулся, чтобы бросить взгляд на освещенный силуэт, возвы­шающийся над толпой, словно сошедший с небес ангел.

Мюйрин, ничего не подозревая о том впечатлении, какое она производит на Локлейна, забралась в коляску, где уютно разложила на сиденье дорожные пледы. Она предполагала, что пассажиров будет больше, но благодаря столь раннему време­ни и плохой погоде в последние дни, коляска оказалась в их полном распоряжении.

Локлейн опять решал, сесть ли ему напротив Мюйрин или рядом с ней, хотя все это было нелепой формальностью. В конце концов, они спали в одной постели, а сейчас к тому же очень холодно. Поэтому он сел возле нее, закутав их обоих пледом. По пути Локлейн развлекал Мюйрин рассказами о своей жизни в Австралии, расспрашивал о ее жизни в Финтри.