– Всегда полезно знать, что думает другой человек, а тем более, что он видит. Помните, что я говорил вам в Париже? В последнюю очередь люди видят то, что находится у них под носом.
Ано засмеялся, но Джим не мог понять причину его веселья. Тем не менее он передал ему свои записи, стыдясь, что их сочтут ученическими, но надеясь получить ответ на фигурирующие там вопросы.
Сидя у края стола, Ано читал текст, иногда произнося «ага!». При этом выражение его лица не менялось. Джим не знал, стоит ли ему выхватить бумаги из рук детектива и разорвать их или же постараться с гордостью сосредоточиться на некоторых наиболее удачных фразах. Ясно было одно – Ано воспринимал его работу вполне серьезно.
Закончив чтение, детектив какое-то время сидел молча.
– Да, здесь есть и вопросы, и дилеммы. – Он дружелюбно посмотрел на Фробишера. – Я использую одну аллегорию. У меня есть друг – испанский матадор. Он рассказывал мне о быках и о том, как глупы те люди, которые отказывают быку в уме. Не смотрите на меня с оскорбленным видом и не говорите, как я вульгарен и как отвратительны мои вкусы. Все это мне хорошо известно. Но вернемся к моему другу матадору. Он утверждает, что быку необходимо лишь немного опыта, чтобы перебить всех тореро в Испании, поэтому важно не дать ему приобрести этот опыт. Между выходом быка на арену и его гибелью проходит в среднем двадцать минут, и не должно проходить больше, если матадор благоразумен. Бык быстро усваивает законы битвы. Так вот, я старый бык, который дрался на арене много раз, а для вас это первая коррида, но прошло всего десять минут из двадцати, а вы уже усвоили многое. Здесь вы задаете несколько весьма толковых вопросов, которые я не ожидал от вас услышать. Когда истекут двадцать минут, вы ответите на них сами. А тем временем… – Ано взял другую ручку и вписал небольшое дополнение к первому пункту, – я продвину это на один шаг. Смотрите!
Он положил бумагу перед глазами Джима, который прочитал следующее:
…дальнейшие события, а именно исчезновение отравленной стрелы, введение в дело Жана Кладеля, пользующегося дурной славой, рассказ Энн Апкотт о ее визите в «Сокровищницу», наконец, тайна жемчужного ожерелья миссис Харлоу и находка стрелы, подтверждают эту версию.
Джим возбужденно вскочил со стула.
– Значит, вы нашли стрелу? – воскликнул он, бросив взгляд на дверь в спальню Энн Апкотт.
– Не я, друг мой, – с усмешкой отозвался Ано.
– Тогда комиссар?
– Нет, не комиссар.
– Значит, его секретарь? – Джим снова сел. – Жаль Он носит дешевые кольца. Мне он не нравится.
Ано весело засмеялся.
– Утешьтесь! Мне тоже не нравится этот молодой человек, которым комиссар так гордится. Мосье Тевне ничего не нашел.
Джим озадаченно посмотрел на Ано.
– В таком случае я не понимаю.
Детектив потирал руки.
– Докажите, что вы пробыли на арене десять минут.
– Думаю, что только пять, – с улыбкой ответил Джим. – Дайте подумать… Стрелу не обнаружили, когда мы впервые вошли в эти комнаты?
– Нет.
– Но ее обнаружили теперь?
– Да.
– И не вы?
– Нет.
– Не комиссар? И не Морис Тевне?
– Нет.
Джим покачал головой.
– Похоже, я не провел на арене и минуты. Ничего не понимаю.
Ано сиял от удовольствия.
– Тогда я прибавлю в ваши заметки еще кое-что.
Прикрывая бумагу от глаз Джима левой рукой, он что-то вписал в нее правой и триумфальным жестом положил ее перед Фробишером.
Джим прочитал свой последний вопрос:
4. Почему Ано обследовал все уголки «Сокровищницы» в поисках отравленной стрелы, кроме внутренности портшеза?
Приписка детектива выглядела так, словно Джим Фробишер сам ответил на вопрос:
Со стороны Ано было упущением забыть обследовать портшез, но, к счастью, эта маленькая оплошность не причинила вреда. Ибо Жизнь, с ее неисправимой склонностью к театральным эффектам, устроила так, что стержень отравленной стрелы оказался ручкой, которой я пишу эти заметки.
Джим посмотрел на ручку и уронил ее с испуганным возгласом.
Тонкий, похожий на карандаш стержень расширялся внизу, в том месте, где его держали пальцы, а перо было вставлено в дырочку, предназначенную для черенка металлического наконечника стрелы! Джим вспомнил, что перо один или два раза выпадало из стержня, и ему приходилось с силой втыкать его назад.
Внезапно ему в голову пришла ужасная мысль, и он со страхом уставился на Ано:
– А если я посасывал кончик ручки, обдумывая фразы?
– Господи! – Ано выхватил у Джима ручку и вытер ее носовым платком. Расстелив платок на столе, он тщательно обследовал его через лупу, которую достал из кармана, и наконец облегченно вздохнул: – Здесь нет ни следа красно-бурой пасты. Стрелу как следует вытерли, прежде чем положить ее на поднос для ручек. Я очень рад. Для меня было бы невыносимо лишиться моего младшего коллеги.
Фробишер перевел дыхание, закурил сигарету и тут же представил очередное доказательство того, что является новичком на арене.
– Какое безумие класть стрелу, которую, взглянув на иллюстрации в трактате, мог бы опознать даже ребенок, на открытый поднос для ручек! – воскликнул он.
Все выглядело так, словно Энн Апкотт не терпелось подставить свою шею под нож гильотины.
Однако Ано покачал головой:
