Дом - [91]

У Петруса в пролежне на бедре развился некроз. Горана приоткрывает окно, чтобы проветрить, пока бреет калеку. Никто не хочет трахать тебя, мерзкая шлюха, говорит Петрус. Мерзкая шлюха.

Будиль сидит вплотную к Улофу в комнате отдыха. Он неотрывно смотрит футбольный матч по телевизору. Делает вид, что не замечает, как грудь Будиль то и дело касается его будто случайно. Но старик дрожит от наслаждения, когда ее пальцы играют с белыми пушистыми волосинками на его предплечье.

Виборг сидит в кресле рядом. Таращится на них. Знает, что мама и папа никогда бы не простили ее, веди она себя так же вульгарно. Старушка гладит игрушечную кошку. Вдруг вспоминает, как сюда приходил Яго. Кто-то напугал его. Кто-то по-настоящему злой. Она так глубоко погрузилась в мысли о собаке, что вздрагивает, когда приходит мама и похлопывает ее по плечу. Виборг переполняет счастье. Она сияет. Наконец они приехали забрать меня. На руках у мамы новорожденный брат Виборг. Привет, бабушка, говорит она. Это я, Фредрика. И Виборг смеется, это все мамины вечные хитрости. Она смотрит на младшего брата. Снова вздрагивает. Это не мой брат, говорит она. Это больше не он. И мама разочарованно смотрит на нее.

Юэль сидит на стуле в кабинете завотделением. Подписывает бумаги, которые прекращают действие договора Моники. Элисабет с волнением смотрит на него, принимая бумаги. Все еще сомневается, что Юэль не заявит на нее в полицию и не подкинет материал прессе. Сейчас он, без сомнения, выглядит трезвым, но она не забыла, в каком виде он приехал сюда с Моникой в первый раз. На наркоманов и алкашей никогда нельзя положиться. Перед глазами встают заголовки со словами «СКАНДАЛ В СФЕРЕ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ» и «БЬЕМ ТРЕВОГУ». Элисабет уговаривает себя, что ее совесть чиста и она все делала правильно. Предложила и Адриану, и Нине помощь психолога, но оба отказались. Нина взяла больничный на две недели, и Элисабет не уверена, что она вернется. Может, так еще и лучше. Если кто и совершил ошибку, то вообще-то это Нина. Она не должна была впускать сюда родственника так поздно. Конечно, продлить часы посещения – не такой уж серьезный просчет. Странно то, что Нина даже не должна была работать той ночью. Элисабет пыталась поговорить с Ниной о том, что на самом деле произошло, но получала только уклончивые ответы. И она решила не копать слишком глубоко. Чем меньше знаешь, тем меньше надо сообщать в отчетах. А в том, что это было самоубийство, сомнений нет. Адриан все видел, и расследование полиции это подтвердило. Все согласны с таким решением. Элисабет на время успокоилась. Она смотрит на Юэля. Мы будем скучать по Монике, говорит она. Мы думали, ей здесь нравится, но наверняка никогда не знаешь. Она тут же жалеет о сказанном – вдруг из этого следует, что она не контролирует клиентов? Но Юэль не меняется в лице. Кажется, он все еще в шоке. Скажите, если мы можем что-то для вас сделать, говорит Элисабет. Юэль только кивает. Встает, пожимает ей руку. Идет в коридор Г, чтобы забрать мамины вещи.

Юэль

Он выходит в коридор Г и поднимает глаза на люминесцентные лампы. В последний раз идет в квартиру Г6.

В комнате отдыха работает телевизор. Показывают какой-то матч. Пылкий комментатор, шум зрителей.

У риелтора появились покупатели на дом. И его действительно хотят снести. Покупатели предлагают едва ли половину от начальной цены, но риелтор посоветовала Юэлю согласиться. В ответ он предложил поговорить с Бьёрном. Самому ему нет дела до денег. Он больше не хочет принимать никаких решений.

На следующей неделе он сядет в поезд и вернется в Стокгольм. Сразу после похорон. Которые еще надо организовать. У него нет ни малейшего представления о том, что он будет делать потом. Он не знает, что его ждет дома в Стокгольме, да и дом ли это. Знает лишь, что пришла пора начать жить по-настоящему. Как там это делается?

– Юэль?

Он оборачивается. Из комнаты отдыха выходит Фредрика с младенцем на руках. Тонкая шаль прикрывает ее грудь с одной стороны. Из-под шали доносятся сосущие звуки и довольное причмокивание.

– Я слышала о вашей маме, – неуверенно улыбаясь, говорит она. – Мне правда очень жаль.

Юэль смотрит на тельце в ее руках. Ручка то сжимается, то разжимается, сжимается и разжимается… Голые ножки с совсем гладкими ступнями, которые еще не сделали ни одного шага.

Он тоже был таким крохой? Совсем не боялся мира за пределами маминых объятий?

Только когда Фредрика обнимает его одной рукой, Юэль замечает, что плачет.

Теперь расплакаться стало так легко.

Фредрика неуклюже его обнимает:

– Как вы?

– Не знаю, – вздыхает Юэль. – Думаю, я еще не осознал.

Фредрика кивает.

– Как себя чувствует ваша бабушка? – спрашивает Юэль, и они вместе заглядывают в комнату отдыха.

Виборг молча сидит в кресле. Гладит жалкую игрушку. – Ей грустно, – говорит Фредрика. – Родители снова перестали отвечать на звонки.

Вдоль позвоночника Юэля пробегает холодок. Он косится на лампы на потолке.

– Я надеюсь, скоро она будет больше интересоваться этим мальчуганом. – И Фредрика поправляет грудь, а затем отворачивает шаль в сторону.

Младенец смотрит на свет большими глазами, моргает. Он тяжело дышит, и Юэль чувствует сладкий молочный запах. Он щекочет круглый животик указательным пальцем. Ребенок начинает икать. Дрыгает ногами. – Тогда мы, наверное, больше не увидимся, – говорит Фредрика.