Дом среди сосен - [9]

— А это война такая, — ответил Шестаков. — Беспокойная война. От нее только мертвые освобождаются. А живым от нее никуда не деться.

На опушке леса часто застрочил автомат. Прокатился далекий взрыв. Шестаков поднял голову, прислушался.

— Эх, не знал я, где топор лежит. Сейчас бы на кухне рыбу чистил. — Шестаков покачал головой и принялся выбрасывать землю.

Из леса вышли три человека. Впереди шел невысокий толстый сержант с двумя вещевыми мешками на плечах. За ним шагали налегке два офицера. Они подошли ближе, толстяк свернул с дороги. Войновский и Комягин остановились на обочине, с любопытством разглядывая солдат.

Васьков подошел к яме, вытер ладонью вспотевшее лицо.

— Здорово, земляк, — сказал он.

— У меня таких земляков, как ты, — сто восемьдесят миллионов, — ответил Шестаков.

— Что за порядки у вас в батальоне? — строго сказал Васьков. — Один по лесу шатается, галок стреляет, этот в яме сидит. Где штаб батальона?

Шестаков ничего не ответил и бросил землю под ноги Васькова. Тот с руганью отскочил от ямы. Севастьянов обошел вокруг ямы и стал объяснять писарю, где стоит изба, в которой находится штаб. Войновский и Комягин подошли к яме и заглянули в нее.

— Для чего окоп копаешь, солдат? — спросил Комягин.

— Это не окоп, товарищ лейтенант. А я не солдат.

— Что же это? — спросил Комягин.

— Кто же вы? — спросил Войновский.

— Ефрейтор я, товарищ лейтенант. Ефрейтор по фамилии Шестаков. Призывник пятнадцатого года. Под Перемышлем тогда стояли.

— А это что же? — снова спросил Комягин.

— Как что, товарищ лейтенант? В обороне что всего нужнее? Нужник. Вот мы и строим нужник для солдат и офицеров. По боевому приказу старшины.

Войновский пожал плечами и ничего не ответил. Комягин нахмурил брови и посмотрел на Васькова.

— Ну и порядки у вас в батальоне, — строго сказал Васьков.

Юрий Войновский проснулся оттого, что его дергали за ногу. Он открыл глаза и увидел пожилого ефрейтора с рыжими, выгоревшими усами.

— Товарищ лейтенант, — тихо говорил тот, — которые будут ваши сапоги?

— Зачем вам сапоги?

— Как зачем? — удивился Шестаков. — Чистить.

— Кто вы такой? — Войновский не узнавал Шестакова.

— Я денщик ваш, товарищ лейтенант. Ефрейтор Шестаков я. Вчера дорогу вам показывал. — Шестаков покосился в угол, где спал Комягин.

Юрий все еще ничего не понимал.

— Меня старшина послал. Старшина Кашаров. Я теперь денщик ваш буду, ординарец то есть. Я еще в первую мировую денщиком служил, мы тогда под Перемышлем стояли. Работа привычная. Которые будут ваши сапоги?

Юрий сел на лавку и все вспомнил: он приехал на фронт и получил назначение...

— Вот мои сапоги, — сказал он. — Только, пожалуйста, поскорее. Наверное, уже поздно.

— Слушаюсь. — Шестаков взял сапоги, на цыпочках вышел из избы.

На улице послышалась громкая, протяжная команда:

— Рота-а, выходи строиться!

Потом еще:

— Рота-а, в шеренгу по два, становись! — Голос то затихал и раскатывался, то переливался и гремел — то протяжно и напевно, то отрывисто и резко. В нем были ласка и повеление.

Войновский прильнул к окну. Невысокий щеголеватый старшина стоял в красивой, спокойной позе перед строем, а голос его растекался по улице:

— Р-р-рота-а, р-р-рнясь!

И сразу резко и коротко, как удар хлыста:

— Ста-вьть!

И снова:

— Р-р-р-няйсь!

— Ну и голос. — Комягин поднялся с лавки и посмотрел в окно.

— Где Грязнов? — пел старшина. — Немедленно в строй. На поверку не выходят только мертвые.

За строем, неловко размахивая руками, торопливо пробежал высокий солдат. Он стал на свое место, и старшина снова запел «равняйсь» и «отставить».

Под окнами, держа в руке сапоги, прошел Шестаков. Он остановился позади строя и стал делать знаки старшине. Кашаров заметил Шестакова и крикнул:

— Стайкин, проведи построение.

Борис Комягин отодвинулся от окна. Шаги старшины послышались на крыльце. Комягин быстро лег на лавку, натянул на себя шинель и закрыл глаза. Войновский удивленно глядел на Комягина.

Старшина вошел в избу и с порога перешел на строевой шаг. Он шагал прямо на Войновского, а потом сделал шаг в сторону и одновременно вскинул руку к пилотке.

— Товарищ лейтенант, — говорил он, будто задыхаясь, — вторая рота занимает оборону на берегу Елань-озера. Рота готова к построению согласно приказу. Докладывает старшина Кашаров, — старшина опустил руку и фамильярно улыбнулся. — Рыбки свежей не желаете на завтрак?

— Свежей рыбки желаю, — весело ответил Войновский. — Только доложить вам придется лейтенанту Комягину. Он назначен на первый взвод и потому замещает командира роты. А я командир второго взвода Войновский.

— Очень приятно. — Старшина уже не улыбался, обошел вокруг стола и в нерешительности остановился перед Комягиным. Тот лежал на лавке и крепко спал. Войновский вошел в игру.

— Эй, Борис, подъем. Старшина с докладом прибыл.

Комягин с трудом продрал глаза и сел на лавку, кряхтя и потягиваясь. Старшина слово в слово повторил доклад, а под конец сказал про рыбу. Комягин соскочил с лавки, присел перед старшиной, вытянув вперед руки. Потом выпрямился, снова присел на носки, сводя и разводя руки и делая шумные вдохи и выдохи. Стоя смирно, старшина с почтением смотрел, как новый командир роты приседает и выпрямляется. Наконец Комягин кончил гимнастику, сел на лавку, принялся натягивать сапоги. Старшина, сделав большие глаза, уставился на сапоги.