Дом Счастья. Дети Роксоланы и Сулеймана Великолепного - [31]

После разговора с Нурбану Роксолана позвала к себе Марию.

– Мне будет очень не хватать тебя, больше не с кем поговорить по-итальянски, но ты должна быть рядом с Нурбану. Поможешь ей наладить жизнь в гареме, а еще лучше советами, как завоевать и удержать сердце шехзаде.

Роксолана ошибалась, считая, что Нурбану не понимает положения дел, в этом Мария убедилась почти сразу.

– Нурбану, ты счастлива?

– Нет.

– Почему?

– Шехзаде Селим всего лишь второй в очереди на престол.

– Повелитель тоже был не первым.

– Султаном будет шехзаде Мустафа, а остальных просто уничтожит.

Но Марии показалось, что девушка расстроена не из-за этого. Пригляделась внимательней:

– Да тебе не шехзаде Селим нравится?

Та попыталась спрятать глаза, отвернулась, словно не услышала вопрос. Мария была настойчива:

– А кто? Шехзаде Баязид?

Нурбану лишь коротко кивнула.

– Да ведь он молод совсем.

– Всего на год моложе Селима.

Мария вздохнула:

– Э, нет… Если у кого и нет шансов, так это у шехзаде Баязида.

– Его любит госпожа.

– И только-то. Но госпожа не всесильна. Он даже сейчас третий. Послушай меня, выбрось Баязида из головы совсем, потому что если Селим хоть учует, что тебе нравится его брат, шею свернет, как своим орлам свернул.

– Я его боюсь.

– Правильно делаешь. Только выбора у тебя все равно нет, потому смирись, а еще лучше, найди, как использовать то, что есть. Даже при твоей красоте ты могла попасть совсем не в султанский гарем.

Селим не оправдал страхов Нурбану, конечно, он оказался и грубым, и невнимательным, и беспечным, но когда хотел, становился нежным и покорным. Много сил положила прекрасная итальянка, чтобы приручить вольного лентяя, но ей удалось. Нет, лениться не перестал и наложниц помимо нее имел немало, но предпочтение отдавал все же ей.

Ради красивой наложницы Селим не умерил свой охотничий пыл, не изменил привычки, не стал менее резким или надменным, но он неизменно возвращался к своей Нурбану, а та не теряла надежду перевоспитать шехзаде, как не теряла надежду, что Селим станет наследником престола.

Селим уехал в Манису, в Топкапы снова потянулись однообразные дни, наполненные горечью потери Мехмеда. Казалось, отъезд Селима на некоторое время просто оживил царство плача и тоски, но почти сразу все снова заволокла тоска.

Баязид и Джихангир

Баязид жил иначе.

Он, как и Селим, не считал нужным заботиться о своем образовании, что заставили изучить, то изучил, хотя способностями обладал даже более выдающимися, чем братья. Но и его с малых лет приучили к мысли, что жизнь это недолго. Другие, те, кто не шехзаде, кто не наследник, могут жить до старости, а им с Селимом о таком и мечтать глупо.

Нет, никто нарочно такого не говорил, но когда даже совсем маленький человечек слышит о чем-то изо дня в день, он обязательно запомнит и, став постарше, разберется, что это за слова такие «закон Фатиха».

Проклятый закон, превращающий жизнь наследников в кошмарное ожидание внезапного конца жизни во время ее расцвета!

Но когда они с Селимом еще ничего не понимали, уже знали, что они не главные, вроде даже не совсем нужны. Мустафа взрослый, Мехмед серьезный, Михримах вообще девчонка, что с нее возьмешь, Джихангир маленький и больной. Все были какие-то особенные, только эти двое оказывались никем и нигде. Наследниками станут вряд ли, больших успехов и ума от них не требовалось, жалеть тоже было не за что.

Оставалось просто жить в свое удовольствие, пока эта жизнь не оборвалась из-за смены султана.

Но если Селим предавался удовольствиям, сидя на месте, то Баязид сидеть не мог и не желал. Однажды он услышал, как их дед уничтожил, сместив с трона своего отца, уничтожил братьев и племянников, даже самых маленьких. Запомнил это и для себя решил, что его дети, если таковые родятся, будут разбросаны по всей империи, чтобы не смогли даже найти. А если останется хоть один, то обязательно отомстит.

Живой, подвижный, что в повседневной жизни, что в правлении, он словно боялся остановиться, задержаться на одном месте. Повзрослев, норовил улизнуть из дворца при малейшей возможности, уезжал на охоту, отправлялся в Эдирну, совал свой любопытный нос повсюду. Будь он чуть более усидчив, сумел бы познать многое, но считал, что ему наука управления государством вовсе ни к чему, а потому сойдет и так.

Если кому и не грозило стать султаном, так это им с Джихангиром, Баязид не надеялся, а если и учился чему-то, то только из интереса.

Он не был жесток, как Селим, но был куда более решителен. Обожал охоту не за то, что можно кого-то убить или похвастать великолепным владением оружием, а просто потому, что мог удалиться от всех. Баязид не любил общество ни братьев, ни придворных, ни даже просто евнухов.

Сами евнухи терпеть не могли, когда шехзаде отправлялся на охоту, это означало несколько недель метания по лесам в поисках исчезнувшего принца. Он буквально растворялся за первым же кустом и появлялся, когда все уже готовились к смерти из-за пропажи султанского сына. Появлялся также ниоткуда, весело смеялся, видя растерянные лица своих охранников.

Это не была жестокость, это был вызов той жизни, которой его вынуждали жить во дворце.