Дом сбывшихся грез - [11]

– Да, еще одно, Джейн… – Повисшая пауза заставила ее вновь взглянуть на собеседника.

– Да?

– Вы согласились называть меня Мартином, помните?

И он снова улыбнулся ей.

4

Черт побери, она опять покраснела!

Нахлынувшее чувство вины мгновенно стерло улыбку с лица Мартина. Если он что и знал о женщинах легкого поведения наверняка, так это то, что они не краснеют, когда мужчины начинают их подзуживать. И ни при каких обстоятельствах не отводят глаз, и не возбуждаются столь откровенно.

Вот и долгожданная истина. Тот ублюдок в офисе компании лгал. Она совсем не шлюха. Она респектабельная замужняя женщина, которая, к счастью для нее, выглядит потрясающе сексуально.

Если так, то это объясняет ее реакцию на поведение Мартина. Убеждение в том, что она заигрывала с ним, улетучилось, как дым. Ее смущение вызвано тем, что Мартин просто показался ей возмутительно грубым. Дьявол, но он и вправду был чудовищно груб, с самого начала их недолгого знакомства!

Джейн, конечно, не могла догадываться, что в данный момент он боролся с порывами, которые до сегодняшнего дня были совершенно чужды его натуре. Боже милостивый, он научился сопротивляться любым проявлениям страсти еще в подростковом возрасте! И уж меньше всего в его планы входило соблазнить замужнюю женщину, пусть даже, по слухам, и аморальную. Ему уже приходилось видеть, какую боль любящему человеку приносит неверность.

Однако сейчас он ничего не хотел так сильно, как соблазнить ее.

Поначалу он еще противился искушению, но, как выяснилось, только для того, чтобы в результате уступить решительно и бесповоротно. Его ввело в заблуждение предложение Джейн обращаться к ней по имени, и он даже слегка подыграл партнерше, ненавязчиво показав, что готов идти до конца, если последует приглашение.

Стыд особенно тяжел, когда покоится на чувстве вины. Мартин никогда не считал себя святым – а кто из мужчин мог бы назвать себя таковым? – но его поведение сегодня было вызывающим. Правда, женщина была поразительной, с голосом, как прохладный шелк, и телом, за которое мужчины могли бы и убить. Ну и что? Все равно ему не было прощения.

Черт, он не раз защищал в суде мужчин, которые совершали преступления в порыве страсти, – и всегда думал, что защищает глупцов. Столько красавиц вокруг, зачем ломать жизнь за обладание именно этой? Почему бы просто не ретироваться и не залезть в чью-то еще постель? Что их так притягивало к одной-единственной, что они уже не могли думать ни о чем и ни о ком другом?

Обычно Мартин уговаривал себя: подобная одержимость свидетельствует о помутившемся рассудке. Или о слабом характере. А сейчас он внезапно почувствовал, что его представления о сексуальной «одержимости» могут существенно измениться. И это ему совсем не нравилось.

Когда на помощь Мартину поспешила его безукоризненная логика, мучения слегка отступили. Его безудержный порыв представлял собой не что иное, как типичный случай мужской неудовлетворенности. Последние несколько недель он слишком много работал. У него даже не нашлось свободного часа, чтобы написать что-нибудь, не то что заняться любовью.

Линда, конечно, все понимала, но и только. Отсутствие у нее какой бы то ни было особой сексуальной привлекательности служило для Мартина своего рода оправданием. Черт побери, менее всего он мечтал жениться на женщине, которой секс был бы по-настоящему необходим. Как бы он мог доверять ей, если бы обнаружил это уже после женитьбы?..

Он все еще помнил тот ужасный субботний полдень, когда, получив травму во время футбольного матча, вернулся из школы раньше, чем обычно, и, войдя в комнату, увидел свою мать, «ублажающую» на софе мужчину, который вовсе не был отцом Мартина. Ему только исполнилось пятнадцать, и до того дня мать казалась Мартину кем-то вроде святой.

А тогда он стоял на пороге комнаты, бледный и трясущийся, пока мать, кое-как прикрывшись остатками одежды, выпроваживала мужчину через заднюю дверь. Когда она вернулась и посмотрела сыну в глаза, с губ ее сорвались только путаные объяснения, обильно заливаемые слезами.

Мартин, словно заледенев, слушал потоки оправданий и пытался понять. Мать утверждала, что по-прежнему любит его отца, но он в последнее время редко бывает дома, его амбиции – занять кресло судьи – полностью поглотили все остальные желания. Мать, рыдая, твердила: все, что ей было необходимо, – это чье-то внимание, чья-то любовь.

Если ей что и необходимо, так только секс, и ничего, кроме секса, решил тогда Мартин, увидев, кого мать выбрала в любовники. Очень смазливый и очень заурядный, с татуировкой на руках. Такие типы вряд ли много смыслят в любви, только в сексе.

Она умоляла его ничего не говорить отцу, и он ее послушался. Но кто-то другой, видимо, рассказал, потому что той ночью в спальне родителей произошло бурное выяснение отношений.

С той поры все изменилось. Развода не последовало, но дух отчужденности в доме так никогда и не развеялся. Супружеская неверность разрушила не только брак родителей Мартина, но и его отношение к матери. Ему казалось, нет предательства хуже того, что она совершила, и он не хотел больше в этом участвовать…