Дом с привидениями в Летчфорде - [30]

С одним из сыновей миссис Тревор мы отправились на станцию встречать мистера Уолдрума. Чертенок, по-видимому, заключил какой-то тайный союз с пони — другого объяснения удивительной резвости, с которой лошадка влекла наш экипаж через холмы и долины, я придумать не мог. Наш гость с первой же минуты произвел сильнейшее впечатление на Ральфа, взяв у него из рук вожжи.

— Не сомневаюсь, что ты первоклассный кучер, но никак не могу допустить, чтобы меня вез ребенок, — сказал он.

— Что ж, ладно, — ответил Ральф. — Посмотрим, умеете ли вы держать вожжи в руках.

— Мне кажется, юный джентльмен напрашивается на то, чтобы ему надрали уши, — заметил я.

— Если даже и так, то не вижу никого, кто бы мог это сделать, — незамедлительно отпарировал Ральф, который, как мне случайно довелось подслушать, однажды назвал меня "старой развалиной".

— Пожалуй, я бы не отказался… — произнес Валентайн с самой ласковой улыбкой.

Ральф оглядел его с головы до ног и, хрипло расхохотавшись, воскликнул:

— Хоть этот не размазня, и то слава Богу!

— Ральф, что бы сказала твоя мама, если бы тебя услышала! — возмутился я.

— Она, может быть, даже и заплакала бы, но мы при ней так никогда не говорим. Она женщина и ничего этого не понимает, поэтому мы стараемся ее не огорчать, — простодушно ответил Ральф.

— Надеюсь, вы и впредь будете так поступать, — сказал Валентайн. — Будущее может подарить тебе много хорошего, но никогда не подарит второй матери.

Ральф ничего не ответил, но я услышал, как маленький негодник, хлопнув в ладони и скосив глаза, бормочет себе под нос:

— Вот это да! Надо будет запомнить…

Миссис Тревор сама вышла нас встречать. Она так мало знала свет, во многих отношениях оставалась еще таким ребенком, что решила приветствовать мистера Уолдрума со всеми возможными почестями.

Она была маленькой, застенчивой и тихой, и когда я увидал, как робко она протягивает незнакомцу руку, мне невольно пришел на ум образ растения, выращенного в подвале, узника, долго томившегося в неволе, птицы, впервые пустившейся в полет — словом, существа, совершенно не знакомого с повадками своих сородичей, выросших на свободе.

Конечно, даже в ранней юности она нисколько не походила на женщин, способных вызвать восхищение Валентайна. Я много раз видел его в обществе и хорошо представлял себе женщину, способную увлечь моего друга, если бы он позволил себе увлечься.

Ему нравились красавицы в стиле Юноны. Именно к ним бывали обращены его взгляды, его внимание, его реплики. Отыщите в гостиной даму с хорошо развитыми и сильно обнаженными плечами, свежим лицом, правильными чертами, большими глазами и ярким ртом, полным белоснежных зубов, и вы обнаружите поблизости моего protege, с восторгом взирающего на эту святыню.

Мне была известна эта слабость моего друга, но тем не менее меня огорчило выражение лица мистера Уолдрума, отвечавшего на приветствие моей кузины.

Трудно сказать, что именно оно означало: насмешку, презрение или просто удивление.

Во всяком случае, мне никогда еще так не хотелось с ним поссориться, как в тот момент. Но я немедленно взял себя в руки.

"Он ничего не знает о ее прежней жизни, — подумал я, — он оценивает ее, как привык оценивать светскую женщину, и находит ее невзрачной, простоватой, gauche[11]. Он и представить себе не может, сколькими достоинствами она обладает, сколько ей пришлось выстрадать, бедняжке". И когда она запечатлела на моей щеке невинный поцелуй — обычное приветствие, предназначавшееся кузену покойного мужа, — я тоже поцеловал ее в ответ, чего, как правило, не делал, и взглянул на Валентайна.

Он смотрел на меня с каким-то странным выражением в глазах, и желание затеять с ним ссору стало почти неудержимым.

Однако уже через десять минут все пошло как по маслу. Увидев больного мальчика, он оказался в своей стихии. Каждый раз, столкнувшись с тяжелым, но не безнадежным случаем, Валентайн сразу же воодушевлялся. Он забывал о собственных недугах, о том, что известность не может заменить материального благополучия, он забывал обо всем, кроме своего призвания. Так и на этот раз, он не задумываясь предоставил свое искусство и себя самого впридачу в полное распоряжение наследника Фэри-Уотер.

Сначала мы с Валентайном почти все время проводили вместе: гуляли, ездили кататься, курили и беседовали. Миссис Тревор и мальчики держались в стороне с упорством, которое я приписывал некоторому страху перед новым человеком. В то же время мисс Изобел имела на этот счет собственные взгляды, преследуя мистера Уолдрума, как мне казалось, с утомительной настойчивостью. Но Валентайн не позволял мне прогонять ее.

— Кому еще здесь есть до меня дело, — говорил он с несколько патетической ноткой в голосе. — Если малютке нравиться болтать о том, что она собирается за меня замуж, какой от этого вред?

И в самом деле, какой! И все же в словах девчурки, повторявшей "Я вас люблю, когда я вырасту, мы поженимся" было что-то казавшееся мне несовместимым с атмосферой этой почти монашеской обители.

Я сам был соучастником принесения в жертву матери, которая теперь была обречена похоронить себя заживо, а здесь я видел ее дочь, ничего не ведавшую о драме, разыгравшейся в церкви Уинчелси, и о том, что означал брак для одного из действующих лиц, и это дитя при мне сочинило собственную маленькую любовную историю, предназначая себе и человеку — который на моей памяти бегал в коротких штанишках и красных башмачках, когда ее матери еще на свете не было, — роль героя и героини.