Дом с привидениями - [10]

— Это ко мне из школы зашли. Вот Толоконников из 8-го «Б», а этот из нашего, Игорь Кондратенко. Мы…

Но договорить бабушка не дала. Душевная мука исказила ее лицо, как старая зубная боль.

— Дети! — почти со всхлипом выкрикнула она. — У нас пропала собака! Ее, вернее всего, украли. Другого объяснения я не могу найти. Кому, кому она понадобилась? Это старая собака… вроде меня, в своем, собачьем, возрасте… Марик? Почему ты спокоен?..

— Я не спокоен, — ответил Марик. — Ба, ты не видишь, ребята ко мне пришли в гости.

— Конечно, конечно… Эти маски его дед привез из Кении, давно, еще до войны. Его дед ездил туда в связи с эпидемией энцефалита. Как он был бы рад, если б увидел, что вы играете этими масками. Чудно! А то они висят без смысла… Господи, что же делать с собакой, что же делать? Дети, вот печенье. Марик, на кухне чудные яблоки, джонатан. Угости своих друзей. Я просто ума не приложу, где ее искать… Ой-ей-ей-ей! Просто кончается жизнь… — И бабушка прижала руки к ушам. Потом, заметив, что Толокно и Игорястик стоят, не двигаясь и вроде бы не дыша, она воскликнула:

— Пожалуйста, милые, не стесняйтесь!

А тут Марик принес яблоки, он нес их, две штуки, в мокрых руках.

— Марик! — Бабушка была шокирована. — Ты меня мучаешь! Неужели нельзя принести на тарелочке?..

— Ладно, ба, ну что ты? — И Марик протянул каждому по яблоку.

Оба взяли, но есть не стали.

— Пожалуйста, дети, пожалуйста, — угощала бабушка. — Кушайте на здоровье!

Но оба гостя, словно по команде, повернулись и, не говоря ни слова, заскользили по паркету к передней.

— Боже мой! Какое у нас несчастье сегодня, — снова всплеснула руками бабушка. — Я чувствую, что у меня гигантски подскочило давление… Я понимаю, Марик, что твоим друзьям от этого ни горячо ни холодно, но ты, Марик… Такого жестокосердия я не ожидала. Дети, когда захотите, приходите к нам играть в маски. Мы будем очень рады… Вы уже собрались? — сказала она, заметив, что Игорястик и Толокно в передней зашнуровывают ботинки. — Марик, проводи своих гостей! — Бабушка отошла в сторонку, приложила платок к глазам, и плечи ее затряслись.

Марик вышел в переднюю вслед за ребятами.

— Как же теперь будет? — спросил он.

— Да никак, — ответил Игорястик резко. А Толокно добавил:

— Хотели тебе помочь, да она помешала. Теперь сам выкручивайся.

— Только учти, — шепотом продолжал Игорястик. — Чтобы сегодня к четырем деньги принес. К четырем, не позже.

— Тебе?

— Мне. А я передам кому надо.

— Где же я их возьму? — вздохнул Марик.

— Твоя проблема, — сказал Игорястик. — И если кому скажешь, то все, понял?

— И собачки нет, — добавил Толокно. — А завтра ее хвост в ваш почтовый ящик засунут.

Марик взглянул на ребят и содрогнулся. Он ясно понял, что они не преувеличивают, что именно так и будет. Ему стало дурно, он привалился плечом к стене.

— Да кому она нужна, — снова сказал он. — Она же только нам и нужна.

— Она только вам, — согласился Толокно. — А шапки всем нужны. — И, подойдя к Марику вплотную, внятно произнес — Если кто из твоих в школу придет… Понял, что будет!..

— Бежим, — сказал Игорястик. — Звонок.

Марик подошел к окну, глядящему во двор. Игорястик и Толокно мчались к воротам, перекидываясь пластмассовым диском, гикая и свистя.

— Что ты уперся в стекло, вместо того чтобы бежать и искать собаку. Что ты там все выглядываешь? Они ушли?

— Да.

— Ах, как ты жестокосерд! Никого не любишь, даже свою собаку…

— Не говори глупостей, ба.

— А ты не говори со мной в таком тоне, равнодушный ребенок.

— Ну все, ба, все! У тебя есть тридцать рэ?

— Чего тридцать?

— Рублей.

— Столько денег! Зачем? И что это за жаргон «рэ»?!

— Значит, так, — начал Марик, решившись. — Надо сегодня, до четырех часов, отдать одному чмырю тридцатку. Тогда нам, наверно, вернут Нави.

— Тебе поставил такое условие этот Чмырь? А что, если не принесешь денег?

— Убьют ее…

— Но это же шантаж! — взорвалась бабушка. — Это гангстеризм!.. Нельзя становиться на одну доску с этим проходимцем… Деньги или смерть! Подумать только! Гадость! Собака нам этого никогда не простит. Надо заявить в милицию. Пусть окоротят этого негодяя… Немедленно!

Марик покаялся, что завел этот разговор. Он поглядел на часы и прямо задрожал от волнения — было два десять.

— Да и таких денег у меня нет. Пенсия-то двадцать пятого… Какая мерзость, какая подлость!.. — И бабушка, пыхтя, направилась в кухню. — Беги ищи!

— Только до моего прихода никому не заявляй! — Марик огляделся. Маски лежали на мраморной доске буфета. Он схватил свою школьную сумку, вывалил все прямо на кресло, уложил в сумку обе маски, тщательно задернул молнию и, крикнув: «Я пошел!», — хлопнул дверью.

А расходятся из школы совсем по-другому, нежели приходят.

Того, бурливого, гремящего потока, который поутру устремляется в школьные двери, в конце дня нет и в помине. Из подъезда теперь выходят поодиночке, по двое, маленькими группками, неспешно, размахивая портфелями, а кто и стремительно, словно желая поскорее разорвать свои связи с уже отошедшим в прошлое учебным днем. Другие идут вальяжно, расстегнув куртки и вороты, и тут же на крыльце прячут в сумки галстуки. Глаза уже не напряжены, фигуры не нацелены вперед, как утром. А кто поменьше, выпархивают на волю — эдакие «сладкоголосые птицы юности»— щебеча и напевая веселые песни. Жирафоподобные старшеклассники, всенепременно сиганув через ограду на баскетбольную площадку, начинают свои нескончаемые дриблинги, броски и силовую толчею. Бабушки разбирают малышей и, выхватив у них из рук тяжелые портфели, гонят их перед собой, как гусопасы одиноких гусей.