Дом причта в Уитминстере - [2]

«Дело тут вовсе не в дурном здоровье, — писал граф, — а скорее, в некоторых странностях натуры. Признаюсь, иные его поступки кажутся весьма эксцентрическими: дело дошло до того, что не далее как сегодня его старая нянюшка заявила мне, что он одержим. Но я надеюсь, что все это пройдет, в чем немало рассчитываю и на Вас. Памятуя по прежним временам Вашу твердость, ничуть не сомневаюсь в том, что Вы найдете средства к его исправлению, выбор коих остается на полное Ваше усмотрение. Суть в том, что у нас по соседству не было юношей его возраста и круга, в результате чего он, предоставленный сам себе, приохотился блуждать ночами между могил и склепов да пугать служанок до одури всяческими кладбищенскими историями. Об этой его привычке считаю нужным уведомить Вас и Вашу супругу заранее…»

Возможно, имея в виду перспективу получения епархии в Ирландии (на что в графском письме содержался прозрачный намек), доктор Эштон любезно согласился принять под присмотр виконта Саула, равно как и приложение к оному в виде двухсот гиней в год.

И вот сентябрьским вечером юноша прибыл на новое место жительства. Выходя из доставившей его почтовой кареты, он бросил несколько слов вознице, дал ему денег и потрепал лошадь по холке. То ли из-за неловкости этого движения, то ли еще по какой-то причине, но в результате едва не произошло несчастье. Лошадь взбрыкнула, возница от неожиданности слетел с козел (и, как выяснилось потом, потерял полученные деньги), краска с кареты ободралась о столбы ворот, а по ноге принимавшего багаж слуги проехалось колесо. Когда лорд Саул поднялся по ступеням, поджидавший его на крыльце Эштон увидел в свете лампы худощавого юношу лет примерно шестнадцати с прямыми черными волосами и бледным лицом, что сопутствует такому телосложению. Весь переполох молодой человек воспринял без испуга, но не преминул выразить беспокойство за людей, которые пострадали, или могли пострадать. Голос его звучал ровно, приятно и, что любопытно, без каких-либо признаков ирландского акцента.

Вскоре он стал водить компанию с Фрэнком Сайдэлом. Хотя тот, мальчик лет одиннадцати-двенадцати, был младше, но зато мог научить нового товарища играм, неизвестным в Ирландии. Хотя дома Саул учился от случая к случаю и без особой охоты, здесь в нем обнаружился интерес к книгам. Скоро он уже пытался разбирать надписи на надгробиях в церкви и частенько обращался к доктору с такими вопросами насчет выисканных в библиотеке книг, что ответить с ходу бывало непросто. Похоже, юный лорд нравился и слугам: вскоре по прибытии они уже наперебой старались ему угодить. В то же время в доме произошли некоторые перемены: миссис оказалась перед необходимостью искать новых служанок, причем в тех городских семьях, девушки из которых по традиции служили в приходе, таковых, похоже, не нашлось. Пришлось, вопреки обыкновению, брать прислугу издалека.

Все приведенные мною, почерпнутые из писем и дневника доктора, сведения имеют общий характер, однако в конце года появляются записи куда более конкретные и содержательные. Они сопутствуют событиям, стремительно разворачивавшимся в течение всего лишь нескольких дней, и у нас нет сомнений в том, что автор запомнил случившееся во всех подробностях.

Начало череде происшествий было положено утром в пятницу, когда то ли лиса, то ли кошка утащила любимого черного петушка миссис Эштон, редкостную птицу без единого светлого перышка. Муж частенько говаривал, что из петушка выйдет прекрасная жертва Эскулапу, и жена обижалась даже на эту шутку, теперь же была просто безутешна.

Мальчики предприняли активные поиски, но с отнюдь не обнадеживающим результатом: в куче сожженного садового мусора лорд Саул нашел несколько обгорелых перьев. В тот же день, выглянув из верхнего окна, доктор Эштон увидел в уголке сада обоих мальчиков, игравших в совершенно незнакомую ему игру. Фрэнк пристально рассматривал что-то лежавшее на его ладони, тогда как Саул стоял позади, словно бы прислушиваясь. Через несколько минут юный лорд мягко возложил руки на голову Фрэнка, и тот, выронив то, что держал, закрыл глаза руками и опустился на траву. Лицо Саула исказилось от гнева: он поднял оброненный предмет, относительно которого с такого расстояния можно было установить лишь то, что он поблескивает, сунул его в карман и отвернулся, оставив товарища скрючившимся на земле. Чтобы привлечь их внимание, доктор Эштон постучал в окно… Мигом встрепенувшись, Саул вскинул глаза, рывком за руку поднял Фрэнка и увел его прочь. За обедом Саул объяснил, что они разыгрывали сцену из трагедии «Радамес», героиня которой, желая узнать судьбу отца, заглядывает в магический стеклянный шарик и, устрашенная увиденным, лишается чувств. Фрэнк при этом не проронил ни слова и на приятеля поглядывал с некоторой растерянностью. «Его никак лихорадит, сочувственно подумала миссис Эштон. — Не иначе как простудился». Состояние парнишки и впрямь походило на лихорадочное: похоже, ему очень хотелось поговорить с миссис Эштон, но дела не позволяли ей уделить ему сколько-нибудь внимания до самого вечера, когда же она, по своему обыкновению, зашла взглянуть, погашен ли в комнате мальчиков свет и пожелать им спокойной ночи, оба уже спали. Правда, лицо Фрэнка показалось ей неестественно раскрасневшимся, тогда как Саул был как всегда бледен, дремал спокойно и на губах его блуждала улыбка.