Дом: основной инстинкт? - [6]

Ребекка уселась на мою кровать и следила за тем, как я достаю одежду из шкафа. Когда я натянула самую большую юбку, она, очевидно пытаясь быть полезной, заметила:

— Она тебя толстит.

Мои груди (несмотря на то, что я успела по-быстрому сцедить молоко) казались большими и тяжелыми, словно наполненные водой дирижабли. Если кто-нибудь проткнет их булавкой, пусть пеняет на себя. Я надела темно-синюю блузку и попыталась усмирить дикие космы волос так, чтобы хоть отдаленно походить на Мег Райан. Мой портфель уже упакован: бумажник, прокладки для груди, прокладки Always, косметичка и куча шариковых ручек. Я уже забыла, что мне нужно для работы, так что теперь мой портфель деловой женщины больше напоминает аптечку для оказания первой помощи кормящей матери.

За завтраком я внезапно представила, какой непоправимый вред моему внешнему виду может нанести ложка варенья в неосторожной руке, и нервно отодвинулась подальше от детей. Мое лицо казалось чужим, пока я не сообразила, что виноват макияж. В декретном отпуске я пользовалась косметикой только в особых случаях — вечер в ресторане, гости к ужину, иногда просто так, от отчаяния. Я успела забыть, что это может быть обычным утренним ритуалом. Где я возьму на это время?

Клэр суетилась вокруг нас, доставая Витабикс для Тома и объясняя Ребекке, почему молоко полезней, чем вода с сиропом.

— Ребекка должна почистить зубы перед школой, — вспомнила я.

— Клэр уже помогла мне, — отозвалась Ребекка.

— А, чуть не забыла. Ребекке сегодня понадобится флейта.

— Мы с Клэр уже упаковали ее.

Я медлила, не желая уходить и в то же время боясь опоздать на работу. Вдруг Клэр спросила:

— Хотите чашечку кофе?

Чашечку кофе? Во время завтрака? То есть когда дети еще не доели кашу? Обычно я не позволяю себе такой роскоши.

— С удовольствием, — ответила я и выпила ее стоя, прыгая с места на место, чтобы не попадаться на пути Клэр, моментально превратившейся в хозяйку дома, убирающую за мной посуду.

Стоило мне сделать шаг к двери, как Том завопил, протягивая ко мне ручки, словно брошенный детеныш. Ребекка, которая до сих пор держалась достойно, поняла, что я уже уезжаю, и заревела, ухватившись за мою юбку. Конечно, следовало просто выйти за дверь и предоставить Клэр разбираться с этим, но я поддалась искушению и вернулась. Я взяла Тома на руки и прижала к себе крепко-крепко. Крепче, чем когда-либо. Через несколько секунд я сказала Клэр одними губами: «Заберите его» — и попыталась оторвать его от себя, но не тут-то было. Том вцепился в меня как клещ, а его вопли достигли крещендо. К ногам прилипла Ребекка, от которой я осторожно пыталась освободиться:

— Мне нужно идти. Будь умницей, ты же знаешь, что мне, правда, нужно идти.

— Не уходи, — завывала она в ответ, — не ходи никуда!

— Ну, перестань, пожалуйста. Я же вернусь вечером.

Наконец я ухитрилась оторвать ее от своих ног. Клэр, с заливающимся криками Томом в одной руке, другой попыталась удержать Ребекку. Я скользнула к двери, распахнула ее и буквально вывалилась наружу. С бешено колотящимся сердцем побежала к машине, и вдруг меня пронзила острая боль, как будто меня проткнули ножом. Старенькая «вольво-универсал» казалась такой чужой без детского пассажирского сиденья, теперь перекочевавшего в машину Клэр. Вчера я почистила свою машину в ознаменование Возвращения, но сегодня, положив портфель на сиденье, я обнаружила, что сделала это недостаточно тщательно. На сиденье лежали пинетки Тома. Я запихала их в портфель (рядом с прокладками для груди), потом включила радио и попыталась отвлечься. Однако всю дорогу ревела, избегая любопытных взглядов на светофорах. Меня не покидало ощущение, что большая часть меня осталась дома.

Вторник. 27 января

Quelle journee[7]. Давненько я так не уставала. К тому времени, как я добралась до дверей отдела новостей, вся извелась. Для начала я переругалась со служащими парковки, так как никто не удосужился предупредить меня, что у нас новая форма пропусков. Потом десять минут потратила на то, чтобы заново наложить макияж, изрядно пострадавший за время поездки. Сделала это весьма непрофессионально. Казалось, что все оборачиваются и пялятся на мое лицо. Глаза, наверное, красные, как у кролика. Я поймала взгляд Кейт, которая сразу поняла, что я плакала, и ободряюще улыбнулась. Как и следовало ожидать, вместо моего кресла стояло нечто со сломанной спинкой, однако после непродолжительного, но бурного препирательства с Питером я заполучила свою собственность обратно. Включив компьютер, я обнаружила совершенно незнакомый интерфейс. Я беспомощно прошептала, обращаясь к Кейт:

— Как войти в систему?

Руки упорно не хотели меня слушаться, превратившись в огромных неуклюжих крабов. Шум офиса действовал на нервы.

К счастью, вскоре началось утреннее совещание. Редактор отдела новостей Ник произнес приветственную речь по поводу моего возвращения, и Джорджия (та самая блондинка, что меня замещала) вкрадчиво улыбнулась мне. Интересно, что ей пообещало начальство? Она должна меня ненавидеть. Стоп, прекрати впадать в паранойю. В одиннадцать часов я позвонила домой, сгорбившись над аппаратом так, чтобы никто не слышал, с кем я разговариваю.