Дерек сказал:
— Стейси, можешь идти к себе.
Конечно, так бывало и раньше. Всегда таким же отсутствующим голосом, этими же самыми словами он просил ее уйти, чтобы она не мешала им… В чем? Этого она не знала. Еще недавно это ее оскорбляло. Даже сейчас, когда надежда уступила место страху, эти слова все еще причиняли ей боль.
Даже сейчас Стейси покраснела. Ее щеки залила краска. Джон рассмеялся.
— Дорогая моя, если вам одиноко, только скажите мне. Я тут же присоединюсь к вам, и мы прекрасно проведем пару часов.
Она знала, что они не должны видеть ее слез.
Как-то, смеясь, Дерек сказал ей, что у Джона прекрасно развит вкус к хорошей еде, хорошему вину и к скверным женщинам. Так как Стейси не относила себя ни к одной из этих трех категорий, ей хотелось, чтобы Джон оставил ее в покое.
Сейчас его шутки были столь же нелепы, как заигрывания судьи, собирающегося вынести обвинительный приговор.
— Выбирай по своему возрасту, Джон, — обрезал его Ричард, не сводя серых глаз со Стейси.
Она пробормотала:
— Спокойной ночи. Простите меня, — и вышла из комнаты, как хорошо воспитанный ребенок, послушно исполняющий требования родителей.
Стейси быстро прошла по огромному прямоугольному патио.
Ночной ветер шелестел в высоких мальвах, а длинные тени странно пробегали по гладко оштукатуренным стенам. Ее шаги эхом прокатились по замкнутому помещению, и ей показалось, что кто-то идет за ней следом.
Она стала ускорять шаг и пока дошла до комнаты, которую Дерек выбрал для нее, перешла почти на бег. Потянувшись к двери, она рассчитывала, что наконец-то окажется в недосягаемом ни для кого убежище, но замерла на пороге. Из-за двери вырывался луч золотистого света и падал у ее ног.
Мария, яркая и очень красивая индейская девушка, стояла перед зеркалом. Казалось, она была полностью поглощена созерцанием своего отражения и не услышала ни звука открывающейся двери, ни удивленного возгласа Стейси.
Мария была миниатюрна и очень хорошо сложена. Она носила свободную полотняную белую блузку и пышную юбку, как правило, сшитую из материи самых радужных тонов. Черный ремень подчеркивал ее узкую талию и высокую грудь. Черные вьющиеся волосы были перехвачены тонкой красной лентой. Сейчас на голове ее сидела, кокетливо надвинутая на правый глаз, белая кепочка с надписью ДИРЕКТОР ТУРА.
Кепка Стейси, которую она носила, когда встретила Дерека!
Мария с улыбкой любовалась собой. Стейси медленно и глубоко вздохнула.
— Мария, — сказала она мягко, — я бы попросила тебя не трогать мои вещи без спросу.
Мария внимательно посмотрела на нее через зеркало. Она медленно повернулась и так же медленно сняла кепку. Когда она столкнулась лицом к лицу со Стейси, ее круглые щеки вновь приобрели обычную невыразительную форму, а черные глаза стали пустыми.
— Очень хорошенькая шляпка, мисс, я не испортила ее. Не беспокойтесь.
— Я вижу, — сказала Стейси. Она беспомощно отошла в сторону, пропуская Марию к двери. — Но в последнее время ты стала такой… невежливой. Хотя я просила тебя…
— Я не испортила ее, — повторила Мария, сняв кепку и вдруг вытерев ею лицо. Затем она небрежно положила кепку на шкаф и прошла мимо Стейси легкой скользящей походкой. При этом она прошептала так тихо, что Стейси даже не сразу разобрала эти слова: — Не ты, а я… Я одна должна быть здесь.
Затем Мария вышла, прикрыв за собой дверь.
Стейси осталась одна в потоке желтого света, и слова Марии эхом отозвались в ее сознании.
Безмолвие огромной комнаты, казалось, делало их еще ощутимей. Эти слова Марии, ушедшей в темноту… Стейси чудилось, что они продолжают звучать в каждом предмете старинной обстановки ее комнаты, исполненной в испанском колониальном стиле, который так понравился ей сначала.
— Я не испортила тут ничего, мисс… Если что-то не так, то это не вы… А я одна должна быть тут, — так говорила Мария, и в ее черных глазах пылала ненависть.
Мария ненавидела Стейси, боялась ее, но и выказывала ей полное пренебрежение. И в ее словах звучала ущемленная гордость, словно ей, а не Стейси была причинена невыносимая боль.
Что же именно, спрашивала Стейси себя, что она сделала Марии? И что все это значит?
До этого вечера, до того как она наблюдала за улыбающимися друг другу Дереком и Еленой, Стейси задавала себе множество и других вопросов. Совсем других вопросов.
Ее удивляло, почему Дерек так изменился всего через два месяца после их свадьбы. Ее удивляло, почему все Александеры решили, что она не достойна войти в их семью? Почему трое слуг-индейцев так возненавидели ее?
Конечно, было легче жалеть себя, чем признавать собственные ошибки. Как ребенок, выросший в любящей семье, она не могла допустить, что все дело в ней, а не во внешних обстоятельствах. Но сегодня она решила взглянуть на себя со стороны, и у нее возникли новые вопросы.
Почему Дерек так изменился, как только они вошли в кедровые ворота Каса де Сомбра?
Почему он все время оставляет ее одну и даже поселил в полном одиночестве в этой комнате?
Почему Елена, Джон и Ричард из вечера в вечер с таким пристрастием расспрашивают ее о прошлом?
Широко раскрытыми глазами она огляделась, словно могла найти ответы на свои вопросы в этой комнате.
