Дом о семи шпилях - [74]

Шрифт
Интервал

Вернувшись с того света, ему стоило только провести четверть часа у цирюльника, который тотчас превратил бы его густую пуританскую бороду в пару серых бакенбард, потом сбегать в магазин готового платья, сменить свой бархатный камзол и черный плащ на фрак, жилет и панталоны; наконец, отбросив шпагу, взять трость с золотым набалдашником - и полковник Пинчон, живший за два столетия до нас, выступил бы современным судьей.
Of course, Phoebe was far too sensible a girl to entertain this idea in any other way than as matter for a smile.Но Фиби была умна и не допускала подобную мысль всерьез.
Possibly, also, could the two personages have stood together before her eyes, many points of difference would have been perceptible, and perhaps only a general resemblance.Кроме того, если бы оба Пинчона явились перед ней одновременно, она заметила бы между ними большую разницу, хотя, конечно, и нашла бы сходство.
The long lapse of intervening years, in a climate so unlike that which had fostered the ancestral Englishman, must inevitably have wrought important changes in the physical system of his descendant.Долгие годы в климате, столь не похожем на тот, в котором вырос предок, неизбежно должен был отразиться на физическом строении потомков.
The judge's volume of muscle could hardly be the same as the colonel's; there was undoubtedly less beef in him.Судья едва ли мог сравниться с полковником объемами тела.
Though looked upon as a weighty man, among his contemporaries, in respect of animal substances, and as favored with a remarkable degree of fundamental development, well adapting him for the judicial bench, we conceive that the modern Judge Pyncheon, if weighed in the same balance with his ancestor, would have required at least an old-fashioned fifty-six to keep the scale in equilibrio.Хотя он считался полновесным мужчиной среди своих современников и был очень развит в физическом отношении, однако же, мы думаем, что если взвешивать нынешнего судью Пинчона на одних весах с его предком, то пришлось бы прибавить к нему по крайней мере одну старинную гирю в пятьдесят шесть фунтов, чтобы привести чашки в равновесие.
Then the judge's face had lost the ruddy English hue, that showed its warmth through all the duskiness of the colonel's weather-beaten cheek, and had taken a sallow shade, the established complexion of his countrymen.Лицо судьи утратило багровый английский румянец, который пробивался сквозь загар на закаленных бурями щеках полковника, и приняло желто-бледный оттенок, характеризующий комплекцию его соотечественников.
If we mistake not, moreover, a certain quality of nervousness had become more or less manifest, even in so solid a specimen of Puritan descent as the gentleman now under discussion.Сверх того, если мы не ошибаемся, в этом потомке пуританина начала уже проявляться и некоторая нервозность.
As one of its effects, it bestowed on his countenance a quicker mobility than the old Englishman's had possessed, and keener vivacity, but at the expense of a sturdier something, on which these acute endowments seemed to act like dissolving acids.Она придавала чертам его лица подвижность и живость вместо свойственного предку выражения грубой силы.
This process, for aught we know, may belong to the great system of human progress, which, with every ascending footstep, as it diminishes the necessity for animal force, may be destined gradually to spiritualise us, by refining away our grosser attributes of body. If so, Judge Pyncheon could endure a century or two more of such refinement, as well as most other men. The similarity, intellectual and moral between the judge and his ancestor, appears to have been at least as strong as the resemblance of mien and feature would afford reason to anticipate. In old Colonel Pyncheon's funeral discourse, the clergyman absolutely canonised his deceased parishioner, and opening, as it were, a vista through the roof of the church, and thence through the firmament above, showed him seated, harp in hand, among the crowned choristers of the spiritual world.В старинном надгробном слове, о котором мы уже упоминали, оратор решительно превозносил своего усопшего прихожанина.
On his tombstone, too, the record is highly eulogistic; nor does history, so far as he holds a place upon its page, assail the consistency and uprightness of his character.На его намогильном памятнике начертана хвалебная эпитафия, и сама история, дав ему место на своих страницах, не отвергает твердости и возвышенности его характера.
So, also, as regards the Judge Pyncheon of today, neither clergyman, nor legal critic, nor inscriber of tombstones, nor historians of general or local politics, would venture a word against this eminent person's sincerity as a Christian, or respectability as a man, or integrity as a judge, or courage and faithfulness as the often tried representative of his political party.Равным образом и в отношении к судье Пинчону ни публичный оратор, ни сочинитель эпитафий, ни историк - никто не решился бы осудить его добросовестность как христианина, или достоинство как человека, или справедливость как судьи.

Еще от автора Натаниель Готорн
Книга чудес

Книгу под названием «Книга чудес» написал Натаниель Готорн – один из первых и наиболее общепризнанных мастеров американской литературы (1804–1864). Это не сборник, а единое произведение, принадлежащее к рангу всемирно известных классических сочинений для детей. В нем Н. Готорн переложил на свой лад мифы античной Греции. Эту книгу с одинаковым увлечением читают в Америке, где она появилась впервые, и в Европе. Читают, как одну из оригинальнейших и своеобразных книг.


Новеллы

Писатель Натаниель Готорн вместе с Эдгаром По и Вашингтоном Ирвингом по праву считается одним из создателей американской романтической новеллы. Главным объектом своих новелл Готорн считал не внешние события и реалии, а сердце и душу человека, где Добро и Зло ведут непрерывную борьбу.


Алая буква

Взаимосвязь прошлого и настоящего, взаимопроникновение реальности и фантастики, романтический пафос и подробное бытописательство, сатирический гротеск образуют идейно-художественное своеобразие романа Натаниеля Готорна «Алая буква».


Чертог фантазии

История литературы причисляет Н. Готорна, наряду с В. Ирвингом и Э. По, к родоначальникам американской новеллы. В сборнике представлены девять рассказов, классических образцов романтической прозы, причем семь из них до сих пор были незнакомы русскому читателю.


Дом с семью шпилями

Натаниель Готорн — классик американской литературы. Его произведения отличает тесная взаимосвязь прошлого и настоящего, реальности и фантастики. По признанию критиков, Готорн имеет много общего с Эдгаром По.«Дом с семью шпилями» — один из самых известных романов писателя. Старый полковник Пинчон, прибывший в Новую Англию вместе с первыми поселенцами, несправедливо обвиняет плотника Моула, чтобы заполучить его землю. Моула ведут на эшафот, но перед смертью он проклинает своего убийцу. С тех пор над домом полковника тяготеет проклятие.


Снеговичка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Том 3. Над Неманом

Роман «Над Неманом» выдающейся польской писательницы Элизы Ожешко (1841–1910) — великолепный гимн труду. Он весь пронизан глубокой мыслью, что самые лучшие человеческие качества — любовь, дружба, умение понимать и беречь природу, любить родину — даны только людям труда. Глубокая вера писательницы в благотворное влияние человеческого труда подчеркивается и судьбами героев романа. Выросшая в помещичьем доме Юстына Ожельская отказывается от брака по расчету и уходит к любимому — в мужицкую хату. Ее тетка Марта, которая много лет назад не нашла в себе подобной решимости, горько сожалеет в старости о своей ошибке…


Деньги

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Судебный случай

Цикл «Маленькие рассказы» был опубликован в 1946 г. в книге «Басни и маленькие рассказы», подготовленной к изданию Мирославом Галиком (издательство Франтишека Борового). В основу книги легла папка под приведенным выше названием, в которой находились газетные вырезки и рукописи. Папка эта была найдена в личном архиве писателя. Нетрудно заметить, что в этих рассказах-миниатюрах Чапек поднимает многие серьезные, злободневные вопросы, волновавшие чешскую общественность во второй половине 30-х годов, накануне фашистской оккупации Чехословакии.


Спрут

Настоящий том «Библиотеки литературы США» посвящен творчеству Стивена Крейна (1871–1900) и Фрэнка Норриса (1871–1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом «Алый знак доблести» (1895), Фрэнк Норрис — романом «Спрут» (1901).


Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.


Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.