Дом на улице Гоголя - [56]

Спустя какое-то время Иван Антонович получил послание от бывшего Наташиного жениха, в котором тот вежливо справлялся о нём самом и о его внучке, благодарил за приятное знакомство, тепло вспоминал о своих днях в Загряжске. Лёд тронулся, подумал тогда Иван Антонович. Но подумал он тогда ещё и о том, что теперь ситуация грозит оказаться вконец запутанной, и всё из-за его нетерпения, неумения переносить внучкины страдания — уже месяц тому, как Сергей Тимохин, «случайно» встреченный Наташиным дедом, снова стал появляться на улице Гоголя.

Глава семнадцатая

Сочинская Наташина тётка велела: «не беспокой», Иван Антонович тоже просил его не беспокоить, Сергей и не беспокоил никого. Он совсем забросил учёбу, начал попивать, возможно, и совсем спился бы, если бы не Оксана, однокурсница, девушка с плотной фигурой и крупными чертами большого лица, безнадёжно влюблённая в Тимохина с первого курса. «Женись на мне. Я буду тебе хорошей женой», — сказала она Сергею во время новогодней вечеринки, на которую Герман чуть ли не силой затащил друга. Дипломный проект у него получился бесцветный, но сработал давний задел — декан факультета, давно присмотревший толкового парня, пристроил его в аспирантуру.

Спустя несколько лет заведующего кафедрой, на которой трудился Сергей, подвело здоровье, и он засобирался на пенсию. Пикантность ситуации заключалась в том, что заведование переходило к Дунаеву, с недавних пор уже профессору, и он становился непосредственным начальником Сергея. Тимохин начал подумывать о том, чтобы уйти из института, бросить работу, которая ему скорее нравилась, чем не нравилась, и к которой привык.

В день, когда Дунаев занял кабинет завкафедрой, Сергей явился к нему с заявлением на увольнение.

— Нет, дружище, так не пойдёт. Давайте объяснимся, — потребовал свежеиспечённый руководитель.

Дав секретарше указание никого не впускать, он достал из шкафа пузатую бутылку. Когда коньяк, в ходе распивания которого начальник и подчинённый уговорились перейти на «ты», почти прикончили, Сергей всё же «раскололся».

— Тут такое дело: когда я оканчивал четвёртый курс, ты увёл у меня девушку, на которой я собирался жениться.

Из пояснений, вытянутых Дунаевым, следовало, что речь идёт о Наташе Василевской, эффектной студентке, которая, не доучившись всего один курс, бросила институт около десяти лет назад.

— Никакого парня рядом с ней не было. Ты пойми: каждый судит по себе. В молодости я как рассуждал? — если какой-нибудь хлыщ примется бить клинья под мою девушку, я быстренько его отважу. Не поймёт по-хорошему, рыло начищу. Я под локоток отводил твою зеленоглазую красавицу в сторонку — её зубки позаговаривать, свой хвост пораспускать, а ты в это время куда смотрел, чем занимался?

— А ты считал, что у такой девушки никого нет?

— Знаешь, в чём штука, дружище: я выбираю самую лучшую девушку на курсе, и заранее почти уверен, что у неё или никого нет, или всё настолько плохо, что она с радостью примет моё лето любви. Мои четверокурсницы с самого начала понимают, что кроме одного лета у нас ничего не будет. Потом, как правило, они об этом забывают, но это уже отдельная тема. Тут вот какой парадокс, Сергей: в осадок выпадают крайние с обеих сторон: не только самые последние дурнушки, но и самые первые красотки. Мало ли их перед моими глазами прошло? Всё при ней, а жизнь не складывается. А ведь красивым тоже замуж хочется. Вот и находят себе пару из отстоя, с полным джентльменским набором: пьёт, бьёт, гуляет, денег в дом не несёт. А те, что прошли через мои руки, себе цену твёрдо знают, ниже уровня не опустятся, согласятся только на достойного их мужика. Если хочешь знать, я считаю, что мои четверокурсницы — лучшее из того, что мне удалось в этой жизни.

Глядя на пьяно понурившегося Сергея, Дунаев добавил:

— И никакую девушку я у тебя не увёл. Уводил, но не увёл. Наташа Василевская — единственный прокол в ходе моей миссии. Я выхлопотал для неё шикарную практику в Финляндии — под моим чутким руководством, естественно, а она исчезла, уехала куда-то. С твоей студенческой любовью у меня ничего не было, так что забирай заявление.

Сергей видел, что Дунаев не лжёт. Получалось, в том, что он потерял Наташу, и в том, что его ребёнка воспитывает в Сочи чужой человек, никто, кроме него, не виноват.

Внешне ничего не изменилось, Сергей продолжал преподавать в институте, подрабатывать подготовкой ребят на архитектурный факультет, оставался ровным с женой, заботливым с детьми, но теперь на это уходило значительно больше усилий. Сергей стал сильно уставать, несмотря на усталость, после работы подолгу безо всякой цели бродил по городу, приходя домой, отказывался от ужина, и жена стала выражать обеспокоенность его здоровьем.

Так, ни шатко, ни валко, ни на сторону, продолжалось до тех пор, пока два года назад он не встретил Наташиного деда.

Сергей давно не видел этого дорогого ему человека. Последняя их встреча состоялась, когда Иван Антонович вернулся из кардиологического санатория, в котором долечивал инфаркт. Сергей был тогда ошеломлён зрелищем столь быстрого одряхления — в кресле сидел закутанный в плед полусонный старик, и голова его кренилась то на одну, то на другую сторону.