Дом на Солянке - [80]

– Ты куда? – окликнул Опалина один из агентов, видя, что он метнулся к двери, оставив бумаги на столе, что на него было вовсе не похоже.

– В морг. Я по делу.

«Нет, лишь бы не по делу, – мучительно думал он, трясясь в трамвае, – пусть… не знаю… совпадение какое-нибудь. Зачем Маше записывать мое имя? Зачем…»

Потом он вошел в ад, и Савва подвел его к цинковому столу, на котором лежало тело, прикрытое простыней. Из своеобразного уважения к Опалину Савва постарался выбрать простыню получше, но в тот момент Иван не оценил его деликатности.

Он откинул край, поглядел на нежное лицо, черты которого уже стали заостряться, на ранку на виске, которая казалась такой небольшой, но ее оказалось достаточно, чтобы жизнь через нее ушла навсегда.

– Она сумочку с собой носила, – сказал Иван срывающимся голосом.

Савва пожал плечами:

– Ты ж знаешь, как это бывает. Мертвецов часто обкрадывают. Не было при ней никакой сумки. Только бумажка с твоим именем в кармане.

Опалин услышал, что кто-то вошел и, не оборачиваясь, понял – это Бергман.

– Ее звали Маша Колоскова, – проговорил Иван. – Она… она дочка Колоскова, исчезновение которого я расследовал.

– Вы ее допрашивали? – спросил Бергман.

– Да. Я… – он сделал над собой усилие, – я даже в кино ее сводил. Думал, что в обычной обстановке…

Он понял, что они ему не верят, и замолчал.

– Причина смерти – выстрел в голову с близкого расстояния, – сказал Бергман. И добавил: – Если вам интересно. Убита не ранее двенадцати часов тому назад. Остальное – после вскрытия.

– Они его не взяли, – пробормотал Опалин, отворачиваясь от тела. – Этот… Данкер все за капитаном гоняется…

И, не выдержав, он стал ругаться и обложил человека из ГПУ последними словами. Савва был уверен, что после такого доктор выставит Опалина и запретит впредь его пускать – Бергман, как всем отлично было известно, не одобрял бранных выражений, да еще в таком количестве. Но, к удивлению служителя, доктор даже не стал делать взвинченному юнцу замечания.

– Простите, я… Мне надо идти.

У Опалина даже вылетело из головы, что он собирался попросить Бергмана об услуге, он вспомнил только на обратном пути. Но вовсе не это сейчас мучило его. «Что я наделал… Не стоило полагаться на других. Надо было предупредить ее… Как же я виноват!»

Он приехал на Лубянку и долго дожидался, когда его пропустят, но от него не укрылось, что Данкер встретил его с некоторым удивлением.

– Что, тебе уже передали? Оперативно… Представляешь, насчет убийцы Колоскова ты оказался прав. Мы его задержали…

– Когда? – вскрикнул Опалин.

– Да только что буквально. Час или полтора назад.

– А поторопиться не могли? Он вчера дочь Колоскова застрелил…

– Ваня, если ты думаешь, что это было так легко – разбираться с воспитанниками детдома, которых десятки, и искать их, а они черт знает где обретаются, и даже не обязательно в Москве… – Человек из ГПУ почувствовал, что начал оправдываться, а раз оправдывается, значит, виноват. – Ты не волнуйся, мы с ним разберемся. От наказания он не уйдет…

– Кто он такой? – спросил Опалин.

– Его зовут Андрей Ключик. Он действительно извозчик, но работает в конторе, которая занимается перевозкой мебели… Так что ты почти угадал. Пошли…

Он привел Ивана в один из кабинетов, где его подчиненный допрашивал молодого брюнета с высоким лбом и большими печальными глазами. Ключик мало походил на извозчика, скорее на служащего или даже студента: одежда чистая, обувь в полном порядке, одет не в толстовку, а в рубашку. Он казался застенчивым, скромным и безобидным, как улитка, и только присмотревшись, можно было заметить, что руки у него большие и сильные и с мускулатурой явно все в порядке. Подходя ближе, Опалин услышал, как подчиненный Данкера спрашивает у задержанного, знаком ли тот с неким капитаном Малинником.

– Боюсь, что нет, – ответил Ключик извиняющимся тоном. – Никогда не слышал.

Тут нервы у Опалина не выдержали.

– Ты за что Машу убил, скотина? – крикнул он.

Человек, который вел допрос, изумленно поднял голову и взглядом спросил у Данкера, как отнестись к столь вопиющему нарушению его прерогатив. Ключик повернулся в сторону Опалина, смерил его взглядом – и совершенно неожиданно хихикнул.

– За что? – переспросил он, гримасничая. – А за то, что она их съела. Родных моих съела… Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей… Семеро нас было – мы попали в детдом, когда наши родители умерли от тифа. Семеро, слышишь? Один я остался!

– Это все из-за Колоскова? – крикнул Опалин. – Он воровал еду?

– Да, воровал! И продавал! Но больше всего доставалось его детям! Все лучшее должно было принадлежать им, а нам – ничего! Нам запрещали играть с ними! Добрые люди присылали нам игрушки, но до нас ничего не доходило. Потому что детям Колоскова все было нужнее! – Говоря, Ключик возвысил голос, глаза его сверкали, в них стояли слезы. – И им всегда было мало! Мы бы прожили без игрушек, черт с ними! Но без еды не проживешь! Без еды можно только умереть…

Он скорчился на стуле и снова забормотал: «Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей… Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей…»

– Однако ты же выжил, – хмуро сказал Данкер. Ключик живо обернулся к нему.