Дом на хвосте паровоза - [99]

Шрифт
Интервал

Однако чай с булочкой да печка с дурочкой – неплохой способ провести старость, но никак не молодость. В окрестностях Тьеле и сейчас нет ровным счетом ничего, кроме одноименного озера (Tjele Langsø) и бескрайних полей с редкими клочками леса – можно себе представить, какая глухомань там была в первой половине XVII века. При всей своей тяге к затворничеству Эрик не мог не понимать, что тихая сельская жизнь на периферии – не самый удачный расклад для богатой красавицы на выданье.

И тут мы естественным образом переходим к истории первого брака нашей героини.

Копенгаген, Осло и Калё: Ульрик Фредерик Гюльденлёве и воображаемый замок Груббе

Если верить Андерсену, Мария проскочила свой первый брак чуть ли не на одном дыхании: подумаешь, четыре месяца, легко пришло – легко ушло, по всем канонам сказочного жанра. История со сватовством тоже выглядит волшебной: королевская охота, сводный брат короля, пощечина на пиру, пять лет ожидания… В реальности (в том числе якобсеновской) все было куда менее сказочно – но именно поэтому и куда более интересно.

«Сводный брат молодого короля» в качестве первого жениха – это, конечно, анахронизм. За сводного брата короля Мария Груббе не выходила замуж – наоборот, она с ним разводилась. Дело в том, что Ульрик Фредерик Гюльденлёве был внебрачным сыном[114] правившего на момент первой свадьбы Марии короля Фредерика III. Соответственно, сводным братом он приходился его сыну, наследному принцу Кристиану, который после смерти отца в 1670 году стал королем Кристианом V, – он-то и подписал Ульрику Фредерику и Марии развод. Иными словами, Мария вышла замуж за королевского бастарда, а вот развелась уже действительно со сводным братом молодого короля.

Самое смешное, что, по Якобсену, первый муж Марии был в ее жизни не единственным Ульриком Гюльденлёве. Начнем с того, что Мария оказалась в Копенгагене не в год своей свадьбы, а тремя годами ранее: в 1657 году Эрик отослал скучавшую в провинции дочь в столицу к троюродной тетке. Вскоре разразилась очередная серия датско-шведских войн; датчанам тогда пришлось несладко, и дело закончилось осадой Копенгагена. В обороне города геройски себя проявил еще один сводный брат короля (на этот раз действующего), незаконнорожденный сын Кристиана IV, дядя и почти полный тезка Ульрика Фредерика – внимание, не перепутайте – Ульрик Кристиан Гюльденлёве. Когда шведы отступили, «сатанинского полковника» боготворила вся столица; а поскольку тетка Марии была вдовой его брата, то Ульрик Кристиан периодически наведывался к ней в гости, что давало Марии шанс познакомиться с героем лично и в приватной обстановке. Знакомство неизбежно вылилось в серьезное романтическое увлечение, но продолжалось оно недолго: Ульрик Кристиан вскоре тяжело заболел и умер, причем, если верить Якобсену, перед смертью вел себя совершенно не по-геройски, чем вызвал у Марии первое глубокое разочарование по части сильного пола.

Когда Марии стукнуло семнадцать, тетка вознамерилась вывести ее в высший свет – и тут-то как раз и подвернулся Ульрик Фредерик. Он и раньше бывал в теткином доме и знал Марию, когда она еще была подростком, – в этом смысле андерсеновский сюжет перекликается с реальностью, разве что между их знакомством и свадьбой прошло не пять лет, а три, да и ездить на охоту в Ютландию за невестой не пришлось. Брак представлялся всем вовлеченным сторонам выгодной сделкой: Ульрик Фредерик становился для Марии пропуском ко двору, а Мария мало того что была богатой наследницей (что приходилось очень кстати, учитывая склонность жениха к мотовству), так еще и расцвела, как писал классик, прелестно, неподражаемо. Иными словами, на бумаге все выглядело хорошо, и в 1660 году в Копенгагене сыграли свадьбу.


Илл. 3

Здание Копенгагенской биржи


Чтобы окунуться в атмосферу Копенгагена тех времен, достаточно просто прогуляться по его историческому центру. Большинство самых известных архитектурных памятников датской столицы – ровесники Марии Груббе: Круглая башня (см. «Огниво») была построена в 1642 году, здание биржи>Илл. 3– в 1640-м, Новая Слободка (см. «Калоши счастья») – около 1641-го; примерно к тому же периоду относятся районы Новой и Христиановой гавани (оттуда же), оформившиеся в 1660-х, и крепость Кастеллет, возведенная в 1662 году. Видела Мария и Розенборг (см. «Иб и Христиночка»), в котором, по Якобсену, как раз квартировался до женитьбы Ульрик Фредерик: окончательная версия дворца, сохранившаяся до наших дней, появилась в 1624 году. Пожалуй, единственное заметное исключение в этом смысле – королевский дворец Кристиансборг: на его месте что только ни стояло, начиная с замка епископа Абсалона (1167–1369), из которого вырос Копенгаген, продолжая современным Марии Груббе Копенгагенским замком (138?-1731) и заканчивая тремя инкарнациями самого Кристиансборга, последнюю из которых мы можем видеть сейчас. Впрочем, на момент событий «Предков птичницы Греты» и «Фру Марии Груббе» королевская резиденция все равно располагалась не в Копенгагене, а в Хиллерёде (Hillered), в тридцати километрах к северо-западу от столицы, – поэтому Якобсен и пишет, что путь туда был долгим. Кстати, хиллерёдский дворец Фредериксборг обрел свой нынешний облик тоже как раз в начале XVII века (работы над ним были завершены примерно в 1620 году), так что если хотите посмотреть, в какой обстановке Ульрик Фредерик Гюльденлёве и Мария Груббе общались с королем, то стоит запланировать вылазку и туда. Единственное, что не сохранилось, – это дом тетки Марии, фру Ригитце. Якобсен пишет, что он располагался на углу Восточной улицы (Østergade) и Вербного переулка (Pilestrade), то есть всего в паре кварталов от того места, где началась история андерсеновских «Калош счастья». Впрочем, попади кто-нибудь из современников Марии Груббе в Копенгаген наших дней, он вообще не узнал бы Восточной улицы – назовем это синдромом советника Кнапа.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.