Дом на хвосте паровоза - [84]

Шрифт
Интервал

Вы спросите: ну хорошо, а при чем тут Андерсен? Непосредственно, конечно, ни при чем – и был бы ни при чем совсем, если бы не один абзац в «Деве льдов»:

Снизу из долины доносился грохот взрывов – люди взрывали скалы, прокладывая тоннели и мосты для железных дорог. «Они играют в кротов! – сказала Дева льдов. – Копают себе проходы, вот откуда эта ружейная трескотня. <…> Они играют там в господ, эти "избранники духа"! <…> Но силы природы все же могущественнее их!» – И она засмеялась, запела; грохотом отдались эти звуки в долине.

Прочувствовать этот фрагмент в полной мере поможет только поездка на «Ледниковом экспрессе»[87], но коль уж вы оказались в Сен-Морисе, то увидеть местную версию «игры в кротов» нужно обязательно, даже если вам неинтересна тема фортификаций, – просто ради самого ощущения. Все плоды швейцарской горной инженерии в той или иной степени являют собой противостояние стихии, а значит, и эстетика «Девы льдов» в них тоже есть – и гуще всего она на границе с чудесами. Крепость Сен-Морис – как раз одно из таких чудес.

Ну и хватит уже о самолетах, а то девушки заждались.

Бе

Купившись, как всегда, на обилие описаний, приезжаешь в Бе[88],>Илл. 13 конечно, ради дома мельника. Горящая на солнце жестяная крыша, башенки, флюгер в виде пронзенного стрелой яблока – такие подробности не оставляют сомнений, что картинка срисована с натуры, и сразу же хочется посмотреть, откуда чуть не бултыхнулся лощеный англичанин в белом, вздумавший приударить за невестой Руди.

Расположение искомого дома интригует: с одной стороны, ничто не указывает на конкретное место, с другой – текст буквально изобилует подсказками, для пущего интересу еще и разбросанными по разным главам. В IV главе Андерсен, рассказывая о доме мельника, описывает его положение как «возле города» – то есть определенно за пределами городской черты, но все-таки близко к ней. Затем в XI главе становится понятно, что дом отца Бабетты и мельница примыкали друг к другу, и там же приводится подробное описание окрестностей мельницы: во-первых, она располагалась у проезжей дороги на берегу горной реки, а во-вторых, в эту реку у самой мельницы впадал ручей поменьше, струившийся с утеса на противоположном берегу и пробегавший по проложенной под дорогой каменной трубе. Сложив воедино все условия задачи, приходим к следующему решению: очертить вокруг центра города круг радиусом, скажем, километра три, исключить из этого круга городскую черту по состоянию на 1861 год, а в оставшемся «бублике» искать проезжую дорогу, идущую параллельно с горной рекой. Мельница и дом мельника должны быть там, где у этой реки есть приток, впадающий в нее со стороны дороги, причем хорошим признаком было бы отсутствие поблизости моста – иначе англичанину не было бы смысла рисковать, переходя реку по водоотводному желобу.


Илл. 13

Бе


Там уже начинается кантон Во, и ближайший город тут – Бе. Тут путник вступает е роскошную плодородную область: идешь точно по саду, усаженному каштанами и ореховыми деревьями; там и сям подымаются кипарисы и гранатовые деревья; здесь совсем юг, словно попал в Италию.


Итак, открываем карту. Карта говорит, что горная река, вдоль которой проходила бы проезжая дорога, в очерченном районе только одна – это река Авансон (Avangon), правый приток Роны, берущий начало, кстати, как раз из ледников упомянутой Андерсеном горы Ле Дьяблере (Les Diablerets)[89]. Если предположить, что Авансон и есть та самая река, то той самой дорогой должна быть либо Рут-де-Грйон (Route de Gryon), идущая параллельно реке до Бевьё (Bevieux), либо ответвляющаяся от нее после Бевьё улица Шемин-де-ля-Барма (Chemin de la Barmaz), переходящая в Рут-де-Сюблен (Route de Sublin). Что же касается притоков, то их у Авансона в пределах трех километров от центра Бе всего три, и все они подходят под описание. На этом теоретическую часть можно считать законченной и спокойно переходить к главному, то есть приключениям[90].

Выходя из поезда на словах «я иду искать», подспудно все-таки болеешь за ближайший приток, пересекающий Рут-де-Грйон примерно в километре от центра Бе. Единственное, что смущает, – долина Авансона в этом месте еще достаточно широка, и до ближайшего утеса, откуда мог бы низвергнуться ручей, примерно метров шестьсот – с такого расстояния Андерсен бы просто ничего не разглядел. Утешаешь себя тем, что на месте всегда виднее, но на этот раз все оказывается ровным счетом наоборот: дойдя до нужной точки, понимаешь, что даже будь оно когда-то так, как написал Андерсен, сейчас все в корне изменилось. Параллельно с дорогой теперь проходит трамвайная ветка в сторону Грйона, прилегающий склон тщательно укреплен, ручей течет не по каменной трубе, а по полностью скрытому под землей рукаву, на противоположном берегу реки какие-то современные дома – иными словами, ничего похожего ни на дом мельника, ни на саму мельницу, ни на следы их присутствия.

В отсутствие зацепок фантазия пробуксовывает, а доверия к чувствам не хватает. Ландшафт неузнаваем, утес слишком далеко, к тому же два других притока еще не проверены, – в результате мельница, конечно, не «дорисовывается», и остается только продолжать двигаться вверх по течению Авансона. Впрочем, в этом тоже есть свой хитрый план. Дело в том, что Руди, когда поссорился с Бабеттой из-за ее кокетства с англичанином, попал в объятия Девы льдов не где-нибудь, а на склонах Ле Дьяблере: судя по описанию природы, дело было летом, а летом в тех краях снег лежит только там. Самый же простой способ попасть к подножию Ле Дьяблере – это подняться по долине Авансона, а значит, прогулка вверх по течению реки от места, где стояла мельница, будет автоматически повторять маршрут обиженного Руди из XII главы.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.