Дом на городской окраине - [8]
Вдали Прага, подернутая сизой дымкой. У подножия холма расположились группками семейства фабричных. Мужчины разулись. Верещат голопузые ребятишки. И надо всем, словно телячьи мозги в витрине мясной лавки, подрагивает раскаленный воздух.
— Глянь, — произнесла жена, указывая на груду строительного материала, — вон внизу, где кирпич, там будут строить. — И она испытующе посмотрела чиновнику в глаза.
Но чиновник только вздохнул, поскольку им овладело тоскливое чувство. Он принадлежал к людям, которые с трудом переносят незнакомое окружение. Он сказал: — Но ведь я никогда не жил в здешних местах. Никогда не слышал, чтобы кто-либо из моих знакомых жил в этой округе. Нет, переезжать сюда я не согласен. Мне кажется, что отсюда я уже никогда не выберусь обратно в город. И почему, собственно, — вздохнул он, — мы должны переезжать? Лучше остаться там, где мы сейчас. Я не сторонник перемен.
На что супруга ответила: — Да ради Бога. Нас никто переезжать не заставляет. Но ведь ты сам этого хотел. Если б не ты, я и не подумала бы утруждать себя поисками квартиры…
— Но ведь я хочу переехать, — прервал ее чиновник, — я мечтаю, чтобы мы, наконец, зажили самостоятельно… Но почему именно сюда? Место глухое и люди абсолютно незнакомые…
— При чем тут люди? — возразила супруга. — Что тебе до них? Впрочем, вовсе не обязательно поселяться именно здесь. Найди теперь ты что-нибудь более подходящее.
Затем пани Сырова принялась описывать те треволнения, которые ей пришлось пережить в поисках квартиры, ее щеки пылали от негодования при воспоминании о том, как в строительном бюро с нее требовали указать приданое, называя его долевым участием в строительстве. Пани Сырова вела бесконечные тяжбы с этими господами, одержимыми одной, весьма нехитрой идеей — построить дом за чужой счет. Она вознегодовала на мужа, который, пока она вела неустанную борьбу с чиновниками, посягавшими на ее скромное состояние, отсиживался дома и, витая в облаках, решал шахматные задачи.
— Другие мужья, — заключила она, — не заставляют своих жен бегать по квартирным бюро, а занимаются всем этим сами.
Услыхав такие слова, чиновник огорчился. «Как странно, — подумал он, — что приобретение квартиры сопряжено со столькими трудностями. Я вижу много домов, в которых живут люди; знаю массу людей, которые живут в собственных квартирах, просторных и удобных. И только мне суждено устраивать свои житейские дела, преодолевая невероятные препятствия». Вслух он произнес: — В общем-то я ничего не имею против твоего плана. Только все здесь мне кажется странным. Народ бедный. На траве валяются какие-то мужики, разутые… Головы у женщин повязаны синельными платками. Все галдят. А в пивных полно пьяных. Еще привяжутся к нам…
— Ерунда, — энергично произнесла жена. — Никто к тебе не привяжется. Для хулиганов существуют тюрьмы. А встретишь пьяного — посторонишься. Пускай себе идет своей дорогой.
— Тут и словом-то не с кем будет перемолвиться. Мы здесь окажемся в таком же одиночестве, как первые золотоискатели в Аризоне. А ведь с кем-то общаться надо. К тому же сообщение здесь плохое. Здоровье-то у меня неважнецкое. Случись что, врача не дождешься. Я состою на государственной службе, и мне подобает жить в Праге на Виноградах…
— Ну, что ж, — саркастически ответствовала жена, — найди квартиру на Виноградах. Я тоже не прочь жить на Виноградах.
В ответ чиновник не произнес ни слова, а его помятое, веснушчатое лицо приняло испуганное выражение и стало смахивать на птичье. Он молча поплелся за своей половиной, которая, храня угрюмое молчание, шагала вниз с холма.
Когда они уже достигли первого ряда домишек, их внимание привлекла такая сцена. Какой-то человек с желтушным скуластым лицом пытался схватить за волосы долговязую бабищу в голубой кофте; все лицо у нее было в ссадинах. Желторожий был пьян и никак не мог дотянуться до ее стянутых в узел волос. С истошными воплями женщина укрылась в доме. Пьяный, широко расставив ноги, чтобы не упасть, ревел: — Я тебя, падла, все равно пришибу, даже если меня за это посадят. Ты, кикимора, от меня не улизнешь. Все равно я с тобой разделаюсь. Сегодня же. Жить тебе осталось всего ничего. Решено и — баста. Хоть на коленях передо мной валяйся, я решил и — кончено. Пусть все знают, какой я.
Раскрываются окна, высовываются взлохмаченные головы, люди с удовольствием наблюдают за уличной сценой. Пьяный, из-под рук которого ускользнул узел волос, набрасывается на женщин, поспешивших к месту сражения, чтобы обрушить на голову пьянчуги свою хулу. Видя вокруг себя столько женщин, пьяный норовит вцепиться какой-нибудь из них в волосы. Он одержим желанием волочить женщину за волосы по земле, чтобы вконец не осрамиться. Но женщины полны воинственного пыла. С пронзительными криками, смахивающими на карканье рассерженных ворон, они окружают пьяного. Он валится наземь, поскольку его подкашивающиеся ноги приняли сторону врага. Но тут же поднимается с перепачканным грязью лицом, чтобы плюхнуться снова, бормоча угрозы разнести все вокруг.
Заслышав пронзительный боевой клич, местный сапожник встал, отложил в сторону копыл, и грудь его преисполнилась отвагой, ибо вспомнил он свою молодость, изобиловавшую драками и побоищами. Свесив руки, с деланным безразличием завзятых драчунов, которые из особой рисовки изображают расслабленность, неторопливо, вразвалочку, сапожник подходит к дебоширу. Миролюбиво обращается к пьяному с благим советом не дурить и отправиться дрыхнуть. Сапожник прекрасно понимает, что нынче небо ниспослало ему шанс отвесить пару хороших оплеух. Он может поучать пьяного, не опасаясь, что тот последует его советам.
Карел Полачек — замечательный чешский писатель, имя которого так же широко известно в Чехословакии, как имена Карела Чапека, Ярослава Гашека, Владислава Ванчуры. Жизнь его трагически оборвалась в 1942 году. Он погиб в газовой камере концлагеря Освенцим. Перу Карела Полачека принадлежат романы и повести, фельетоны и юморески.Сатирическая сказка «Эдудант и Францимор» написана им для детей и выдержала в Чехословакии много изданий.Её герои, два брата — толстый, как бочка, грубоватый Эдудант и тоненький, как тесёмка, деликатный Францимор, — совершают немало невероятного, но за сказочной действительностью угадывается современная автору Чехословакия.Иллюстрировал сказку известный чешский художник Йозеф Чапек.
В книгу вошли произведения известных чешских писателей Я. Гашека, В. Ванчуры, К. Полачека, Э. Басса, Я. Йона, К. М. Чапека-Хода, созданные в первой половине XX века. Ряд повестей уже издавался в переводе на русский язык, некоторые («Дар святого Флориана» К. М. Чапека-Хода, «Гедвика и Людвик» К. Полачека, «Lotos non plus ultra» Я. Йона) публикуются впервые.
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
Сборник произведений известного российского писателя Всеволода Никаноровича Иванова (1888–1971) включает мемуары и публицистику, относящиеся к зарубежному периоду его жизни в 1920-е годы. Автор стал очевидцем и участником драматических событий отечественной истории, которые развернулись после революции 1917 года, во время Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. Отдельный раздел в книге посвящён политической и культурной жизни эмиграции в Русском Китае. Впервые собраны статьи из эмигрантской периодики, они публиковались в «Вечерней газете» (Владивосток) и в газете «Гун-Бао» (Харбин)
В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина.
Сон, даже вещий, далеко не всегда становится явью. И чтобы Сокол поразил Гепарда, нужны усилия многих людей и мудрость ведуна, способного предвидеть будущее.Боярин Драгутин, прозванный Шатуном, делает свой выбор. Имя его избранника – Воислав Рерик. Именно он, Варяжский Сокол, должен пройти по Калиновому мосту, дабы вселить уверенность в сердца славян и доказать хазарскому кагану, что правда, завещанная богами, выше закона, начертанного рукой тирана.
В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других.