Дом на Дворцовой - [45]

2

Год подбирался к месяцу, в самом конце которого делился надвое. Первая половина года прошла относительно спокойно. А вот вторая перенасытила умы и сознание советских людей новыми радостями и испытаниями. Борьба за власть, которую втихаря от народа вели его большие и маленькие вожди: Хрущёв, Булганин, Маленков и Молотов с приятелем Кагановичем, вступала в решающую фазу. Последние двое едва уцелели на гребне разоблачения преступлений усатого вождя с опричниками и от этого особенно не высовывались. Они присоединялись то к одной, то к другой группировке исподтишка. Добродушному толстячку Никите Сергеевичу, при Сталине обычно выступающему в роли шута на придворных попойках, удалось переиграть в эндшпиле двух основных соперников при помощи опробованных трюков. В основном шантажа. Одного он запугал, а второго просто обвёл вокруг пальца. Теперь Никита Сергеевич был одновременно первый секретарь партийной ячейки Советского Союза и Председатель совета министров. Этим он объединил в себе политическую и экономическую власть, ничего в экономике не понимая. Достигнув двух вершин, он объявил народу, что наступила «оттепель». При этом он предупредил, что книжки надо писать правильные, а картины рисовать настоящие. «Пидарасов» от искусства пообещал строго наказывать. Народ возликовал! Потом он поехал отдохнуть в Ялту, а проигравшие попробовали сыграть с ним матч-реванш. Они собрались в тот же вечер и сняли толстяка со всех его должностей. Но не тут-то было! Толстяк позвонил Маршалу Победы Жукову и тот подтянул к Москве преданные ему войска. Одновременно с этим военными самолётами в столицу доставили всех членов руководства партячейки. Кого-то разбудили и выдернули из кровати. А кого-то оттащили от застолья. «Изменники» дрожали и заикались, а примкнувший к ним Шелепин плакал. Творец «оттепели» победил в матч-реванше и повторно взобрался на трон. Надолго. А в конце года в космос взлетел спутник земли и пропипикал: «Ура – мы первые!». Разрушенная войной страна не только от неё оправилась, но и обогнала соперников – американцев. Советские люди обрадовались, а заокеанский разноцветный народ, наоборот, разозлился. Вот такой выдался год! А в следующем выпустят из колонии брата жены Юру, и у капитана третьего ранга Сафронова добавится проблем.

Юру выпустили в мае. Марина готовилась к сдаче последнего экзамена весенней сессии, когда в дверь квартиры позвонили. Она побежала открывать и упала в объятия брата.

– Юрка!.. Ты вернулся! Господи, как долго тебя не было, Юрочка! – повторяла она радостно и безостановочно, – какое счастье, что ты, наконец, вернулся! Раздевайся, я пойду налью ванную, а потом пообедаем… Как ты меня обрадовал! Юрочка! Пообещай, что больше не станешь заниматься дурацкими и опасными делами. Ну я тебя прошу… пожалуйста.

От неожиданности и большой радости у неё ничего не получалось. Она не понимала, с чего начать. Марина металась по комнате, не выпуская из рук Юрино пальто. Одной рукой она расправляла скатерть на столе и, оглядываясь по сторонам, искала чем скорее угодить брату. Юра присел к столу, а Марина побежала в сторону кухни, по дороге включив воду в ванной.

– Ты гороховый суп будешь? Я только что сварила… – крикнула она из кухни в надежде, что её услышат. Но вопрос остался без ответа. Вернувшись в комнату с разогретой кастрюлей Марина увидела брата, уснувшего прямо за столом. Он так и не попробовал суп, приготовленный сестрой. Она решила его не будить. В этот момент в комнату вошла вернувшаяся с работы Лариска и прямо с порога в голос закричала:

– Только этого не хватала. Ты что – хочешь, чтобы он жил в моей квартире? Ты с ума сошла, Марина! Ты уедешь, а мне опять с этим «подарочком» мучаться? Нет! – Пусть прямо сейчас уходит, а то потом не выгонишь…

Подстёгиваемая к скандалу своим злобным демоном, Лариска начала впадать в истерику:

– Эй, братец – просыпайся. У тебя прописка за сто первым, а ты у стола развалился, как у себя дома. Это теперь не твой дом! Давай отсюда, пока участковый за тобой не пришёл.

Юра проснулся и, так и не поднявшись из за стола, внимательно глядел на Лариску. Слушал, что она ему говорила и удивлялся, уже в который раз в своей жизни, её поведению и словам.

«Что-то с ней не так. Что-то не то… Откуда эта злость? Сколько я себя помню, она всегда была злобной и нетерпимой. Последние семь лет абсолютно ничего не изменили. Наверное, будет лучше, если я уйду. Переночую на вокзале, а завтра уеду в Тихвин. Только денег у Марины возьму немного на первое время»

Юра был готов к такой встрече и поднялся, чтобы уйти. Марина, расстроенная развитием ситуации, пыталась что-то придумать и придумала:

– Подожди, Юра, а ты, Лариса, успокойся. Никто тебя ущемлять в нашей общей квартире не собирается. – Марина сделала упор на слове «общей», давая понять сестре, что хозяев в их части квартиры как минимум трое, а не одна она. – Юре в любом случае надо будет уйти. Участковый, наверняка, уже знает, что он освободился и может зайти, чтобы просто проверить. Но ты его не подгоняй, пожалуйста. Сейчас он поест, а я что-нибудь придумаю. Дай мне телефон. Попробую дозвониться до одной моей знакомой.