Дом на Дворцовой - [37]

Володя сидел часами за столом, но жир есть всё равно отказывался. Именно поэтому, по мнению мамы, он был таким маленьким и худеньким. Бедная мама!

Марина договорилась с Лариской, что пока она будет в Ухте, та будет забирать Володю из детского сада по дороге с работы. Против подобной перспективы Лариска не возражала. Потому что за полтора месяца, прожитых вместе в одной квартире, она к племяннику привыкла и искренне полюбила. Тем самым она, хотя бы частично, позволяла себе израсходовать свой нереализованный материнский потенциал. Когда Марина, наконец, уехала, Володя, не долго думая, перебрался к Ляле за занавеску. Там он устроил себе спальное место. Иногда демон, поселившийся в его тётке очень давно, пытался испортить их тёплые отношения. Особенно, когда Ляля ловила «гусёнка» за похищением конфет из серебряной конфетницы. Но, едва высунув наружу свою противную рожицу, демон тут же прятался обратно. Она безропотно прощала племяннику то, чего не простила бы никому!

Скорый поезд Ленинград – Воркута отходил в полдень. Точнее в 12–05. Коля отложил дела с приёмкой корабля, что было совсем непросто, и поехал провожать жену на Московский вокзал. Напуганный августовскими событиями этого года, он старался уделять Марине как можно больше внимания. Сдерживал себя, когда разговор заходил о Юре, и всячески старался ей угодить по мелочам и в целом. Зная слабость Марины ко всякого рода Елисеевским деликатесам, он сам заехал в гастроном № 1 и накупил вкусненького ей в дорогу: твёрдокопчёной колбасы, ветчины, маслин, две баночки дальневосточных крабов, триста грамм сёмги. Немного икры и много разных конфет. Любимыми конфетами жены были конфеты с названием «Птичье молоко». Это должно было скрасить долгое путешествие и создать хорошее настроение. Лариска разрешила воспользоваться телефоном, и Коля вызвал такси. Через пятнадцать минут за ними приехал огромный ЗИМ. Николай специально заказал ЗИМ, чтобы Марина до конца прочувствовала вкус «достойной» жизни, который ей давало замужество за военным моряком. С ветерком прокатившись сначала по набережной, а потом по Невскому проспекту, они приехали на Московский вокзал почти за полчаса до отхода поезда. Расплатившись с таксистом, они неспеша прошли к своему вагону. Теперь до отхода оставалось двадцать минут. Было время покурить и немного поболтать стоя на перроне, глядя на то, как проводница проверяет билеты у подсобравшихся в маленькую очередь у входа в вагон пассажиров скорого. В мягком купейном публика набиралась серьёзная. В основном командировочные номенклатурные работники выше среднего уровня. Начальники строительства и их первые заместители. Главные инженеры действующих, в основном, перерабатывающих предприятий. «Хозяева» шахт и исправительных учреждений. Их жёны путешествовали тоже только в мягких вагонах. За пять минут до свистка кондуктора Коля провёл Марину в купе. Убедился в том, что публика в нём солидная и представился её попутчикам:

– Капитан третьего ранга Сафронов. Доверяю вам свою жену. Пожалуйста, будьте к ней внимательны и вежливы, – военная форма офицера-пограничника, выдающая в нём представителя ведомства Государственной Безопасности, производила впечатление.

Паровоз дернулся, тяжёлым гудком оповестил пассажиров о готовности и через несколько секунд тронулся с места. Коля поцеловал жену и покинул вагон уже на ходу. С вокзала он сразу поехал на корабль и скрылся в лабиринте отсеков машинного отделения.

Ухта встретила метелью и совсем негостеприимно. Марина волновалась от предстоящей встречи с братом и холода почти не ощущала. Прямо на Ухтинском вокзале она выяснила у дежурного милиционера, как ей добраться до нужной колонии. Оказалось, что добираться туда сегодня смысла не имело. Было уже достаточно поздно. Перейдя через привокзальную площадь, Марина открыла тяжёлую дверь гостиницы и вошла в небольшой холл. Места были только в двухместных номерах, но её это не смутило. Привычка жить в коммунальной квартире упрощала её отношение к проживанию на одной площади с соседями. Лишь бы они были нормальными людьми и не слишком куролесили. Соседкой по номеру оказалась молодая женщина, приехавшая в Ухту по той же причине, что и Марина. Только в её случае это был не брат, а муж, который отбывал наказание в той же колонии, что и Юра. Она приехала в Ухту не впервые. Соседку звали Людмила. Она была на год младше Марины и почти на голову её выше. Хотя очень большой не смотрелась. Выглядела же ещё моложе. Какой-то юношеский, почти детский задор сквозил в складках её губ и уголках немного раскосых серых глаз. Женщины быстро нашли общий язык. Беда сближает! Люда подсказала, какие можно передавать консервы. Крабы, которые Николай купил в Елисеевском, чтобы побаловать жену в дороге. – Нет! – Крабы нельзя! Тушёнку можно. Сколько пар носков разрешает передать администрация колонии – не имеет значения. Носки всё равно отберут и раздадут по своему усмотрению послушным и трудолюбивым. У Марины присутствовало ощущение, что Юра не входил ни в ту, ни в другую группу. Папиросы, которых она накупила почти целую сумку, считались «валютным» товаром. В колонии они наряду с чаем принимались неограниченно. Правда, половина до адресата не доходила. Зато на оставшиеся можно было позволить себе «сачкануть» работу и выторговать у поваров солидную добавку из общего котла. Еды в любой колонии всегда не хватало. Утром следующего дня молодые женщины уже тряслись в маленьком автобусе по дороге в колонию усиленного режима номер 36824-д. Путь был не близким и женщины разговорились. Людмила тоже оказалась из Ленинграда. Три года назад закончила текстильный институт и теперь работала на фабрике «Красная нить», что на Выборгской стороне. Работала технологом. Её муж был на девять лет старше и до «посадки» работал по снабжению на одном из оборонных предприятий. Однажды там пропала большая партия изделий, содержащих драгоценные металлы. В данном случае это было золото. Подозрение пало на мужа Люды. Прямых улик не было, но следствие обошлось косвенными. Его осудили, приговорив к восьми годам заключения по статье «Хищение государственного имущества в крупных размерах». Четыре из них Леонид – муж Марининой соседки по номеру в гостинице – уже отсидел. Люда собиралась развестись. Нет! – Не потому, что осуждала мужа за содеянное. Она не верила ни одному слову из приговора. После того как его арестовали, она очень скоро поняла, что не любит его. Точнее, любит. Но не настолько, чтобы стать декабристкой и пожертвовать собой. Ждать восемь долгих лет. Потом жить с ним где-нибудь за Лодейным полем. Потому что жить ближе осуждённым по этой статье не разрешат. А ей ведь только двадцать один год! А будет двадцать девять. Все это время Люда выполняла свой супружеский долг. Ездила на свидания, писала письма и слала посылки с продуктами и одеждой. Но к концу четвёртого года отсидки даже остатки чувств исчезли окончательно. В этот раз она хотела поговорить с ним и сообщить о своём решении. О разводе!.. За разговорами пролетело время. Автобус прибыл на конечную остановку.