Дом Мой, или Шанс №2 - [37]

— Ты как, Алекс? Уже лучше? Пить хочешь?

Я не удержался, и невзирая на страшную головную боль, проскрипел:

— Послушай Шерри. Я еще долго буду вот так, отключаться? По-моему это уже не смешно. Еще пару таких припадков, и я начну на людей бросаться!

Голос мой, под конец этой фразы сдал. И заперхав по стариковски, я напился из протянутой мне чашки того же странного, горьковато-освежающего зелья. Шерри, не приняв моего игривого тона, грозно покачав пальчиком перед моим носом, сказала:

— Ни в коем случае! Это совершенно нормальное явление. Я же говорила, что тебе на данном этапе нужна особая помощь. Поэтому расслабся, и позволь организму самому сделать все что нужно.

И действительно. Постепенно в моей бедной голове стало проясняться. И сумасшедшая карусель, беспорядочно мельтешащих перед глазами разноцветных бабочек, немного успокоилась. А полежав еще с часик под присмотром моей сиделки, которая почему-то категорически запретила мне разговаривать, я незаметно для себя уснул. И вот тогда, впервые в своей жизни, я понял, и даже прочувствовал на себе, что такое — раздвоение личности.

Я видел себя тем же Алексом Неким, по неизвестной причине, оказавшимся в каком-то странном и удивительном мире, где совершенно незнакомые люди приняли его как своего, и до сих пор продолжают с ним нянчиться. И одновременно Алексом, а точнее Александром Беловым, живущем в обычном Южно-Уральском городке России, на планете Земля.

Я отлично помнил всю свою жизнь. Начиная с детского сада, школьных лет, и заканчивая той злополучной ночью, когда к нам с Катькой прицепилась компания отморозков.

Эти воспоминания навалились на меня, будто прорвавшая плотину, грязная взбаламученная вода. Она бурным потоком затопила сознание, замутив все вокруг на долгие недели. Я вопреки желаниям, как засидевшийся у телевизора зритель телеман, прокручивал туда-сюда картинки из своего прошлого, и ни как не мог остановиться.

В моей биографии, если конечно доверять этому прорвавшемуся потоку, за редким исключением, отсутствовали какие-либо особенные моменты. Как говорил один небезызвестный в мое время классик юмора: Родился в роддоме. Учился в училище. Работал на работе.

Если в целом, я был вполне обычным ребенком. Таким же, как и миллионы моих сверстников которых угораздило родиться в монументально-нерушимом тогда еще Советском Союзе. На свет я появился в обычном Уральском городке, в котором заводских труб, день и ночь отравляющих все вокруг, разноцветным ядовитым дымом, было больше чем булочных. А почти южное лето, неожиданно и резко после морозного Мая начинающее плавить асфальт, так же неожиданно обрывалось в середине Августа. Словно спринтер, бьющий все рекорды в стометровке, вновь отдавало всю власть холодной и бесконечно долгой зиме. Где обычные, среднестатистические ребята и девчонки, жили обыкновенной, среднестатистической жизнью. Учились в школах, бегали в детсады, вечерами пропадали во дворах. Где впервые в жизни постигали вместе с начальными буквами, с первыми крохами научного гранита, Что такое-дружба и вражда, любовь и ненависть, верность и предательство, и еще многое-многое другое. Что порой вызывает в нас некую розовую ностальгию, и слабо-контролируемое умиление.

Первый друг и первый фингал. Первый звонок и первая двойка. Первый велосипед, и конечно же, самое святое; первая любовь. Постигая окружающий нас, не всегда гостеприимный, и порой столь недружелюбный мир, мы совершали вполне обычные, среднестатистические ошибки. Но иногда, удивляя близких и друзей, умудрялись все же поступать исключительно нетривиально.

   О сколько там мгновений чудных. Разбитых окон и колен.

   Друзей, врагов, заданий трудных. Марин, Аленок и Елен.

   О сколько там, в краю далеком. Мы в вечной верности клялись.

   И сколь надежд и грез высоких. Что так увы, и не сбылись.

Первые, самые, пожалуй яркие воспоминания, у меня связанны с детским садом. Здесь было два крыла. Каждое, со своей столовой, актовым залом и большой игровой. Почему-то хорошо запомнились новогодние елки. Когда на улице зверский холод и снег по самые окна, а здесь, тепло и уютно. Все радостные, плохо узнаваемые ребята, разряженные кто во что горазд, носятся как угорелые. Обрывая бумажные снежинки со стекол, расклеивают их тут же первым встречным на лбы. А еще, запомнилось, как первый мой лучший друг — Женька Савоськин, на финальной сцене из трех поросят, поджег, невесть откуда взявшимися у него спичками, свинский домик. Сделанный из деревянных реек, и оббитый цветной клеенкой, он мгновенно вспыхнув, зачадил вонючим черным дымом. Тогда наш город, был впервые прославлен аж в областной газете, кратким упоминанием о некоем возгорании в некоем детском учреждении. Из-за которого наш, последний с ним в детсаду утренник, больше походил на кадры гораздо боле поздних выпусков новостей, об очередном горящем сумасшедшем доме.

Затем, первый класс. И первая разлука. Когда мы с Женькой оказались в разных школах. Ему было удобнее и ближе ходить в третью, а моим отцу с матерью, работавшим в другом конце города, видите ли, было бы спокойнее, если я стану учиться в седьмой. Там и учителя лучше, и к дому она ближе. Но что еще важнее, там когда-то давно, учился отец. Да только вот слава моего папаши, который кстати, окончил эту самую школу с золотой медалью, и работал нынче главным инженером на заводе, не спасла меня. Учился я так себе. Средне. А причиной всему, была как я думаю — Юлька.