Дом кукол - [51]

Во дворе работают девушки из отряда цветочниц.

В красных платочках на головах они сидят у грядок, подрезая цветы. Грядки должны быть прямые, по линейке, в полном соответствии с принятым здесь порядком.

Эти девушки-цветочницы, наверное, останутся здесь последними. Возможно, они доживут до минуты освобождения. Что будет с цветочницами, когда их переведут в другой лагерь? Теперь им улыбается судьба, они живут дольше остальных, но как только освобождается кровать в одном из розовых бараков, тут же берут «цветочницу».

Очередь двигалась, приближаясь к столику врача. Обследованные выбегают из барака; в руках у них лагерный передник — они довольны.

Феля наставляла Даниэлу, как следует вести себя во время «забав», как остерегаться во время обследования. Она сама должна предложить немцу свое тело, и тогда он не вздумает написать о ней «рекламацию». Но Даниэла никогда не сможет вести себя так, как Феля. Феля слеплена из другого материала. Феля — счастливый человек. У нее сильный характер, она собранная, бесстрашная Даниэла совсем не такая — она слабая, и нерешительная. Что делать? Некому помочь ей. Такой уж она родилась. Даже рассказ Фели о немецком офицере не доходит до ее понимания. У нее не укладывается в голове, что можно так разговаривать с немцем. Ни одна из девушек не набралась бы храбрости и не посмела бы так поступить. Нет! Ни под каким видом, ни при каких обстоятельствах она не посмеет так поступить. Да, Феля действительно счастливый человек.

С моста часовой нагибается и кидает крошки хлеба двум белоснежным лебедям, плавающим по озеру… Очередь двигается к столу. Оголенные руки девушек походят на длинные шеи белоснежных лебедей… «Ученики и ученицы с наступлением каникул в школе гуляют в парке, поднимаются на деревянный мост над озером и бросают куски хлеба плавающей на озере белоснежной лебеди…»

Кальфакторши подводят новенькую к столу врача. В окне отражаются гордые лебеди…

Даниэла должна приготовиться. Стриженая голова врача наклонена над микроскопом. Выбритый затылок красноват и нагоняет жуткий страх.

Вот голова врача поднимается над микроскопом. Движение пальцем — девушка уходит. Теперь уже ничто не отделяет Даниэлу от стола. Врачиха уставилась на нее. Неужели узнала? О, боже… кажется рот врачихи напоминает рот рыбы. Углы рта опущены глубоко. На что она так смотрит?.. Она ее, наверно, узнала! Еще минута, и она прикажет увезти ее в закрытую часть барака. Может быть, зараженные все-таки продолжают жить в больнице. Что задумал этот рыбий рот? Почему она так уставилась на нее? Что она увидела на ее теле?..

Полукруг верхней губы поднимается в медленной улыбке.

— Какой чудесный цвет тела! Точно как мундир эсэсовца!.. Какие глаза!.. Какой изгиб тела!.. Подойди сюда, шлюха, я осмотрю тебя!

Не узнала! Только бы не узнала ее… Храни меня, боже!.. Феля ее наставляла, как не заразиться. Что же там, на прозрачном стеклышке?.. Стриженая голова смотрит в микроскоп одним глазом. Даниэле видно только пустое стеклышко. Что там, в той половине барака? Запомнит ли Феля, что надо вынуть из кровати ее дневник и медальон? Может быть, Феле после войны удастся отдать их ее родителям… Кальфакторши хватают за локти стоящую сзади девушку. Как только врач поднимет голову от микроскопа, ее подтолкнут сюда. Вот он, мост!.. Она уже раз видела его, тот мост. Куда исчезли лебеди?.. Поверхность озера пуста. Голова приподнимается. Только бы не узнала ее!.. Храни меня, боже!

Врач двинула рукой:

— Убирайся!

Она здорова!.. Свободна!.. Внутри ее что-то поет от счастья.

Как только Даниэла вышла из барака «Ка-бэ», она наткнулась на поджидавшую ее Фелю. Феля выглядела очень озабоченной. Не в обычае Фели слоняться среди бела дня. Первая мысль, мелькнувшая в сознании, была: не потеряла ли Феля, не дай бог, свою «функцию»?..

— Ты разве сейчас свободна от своих занятий, Феля? — спросила Даниэла озабоченно.

— Пошли! Мне нужно быстро вернуться к себе. Проводи меня до ворот.

Даниэла вздохнула свободнее.

После барака ей показался лагерь несколько иным. Ей бросилось в глаза небо над лагерем, высокое, бесконечное. Из восьмого барака выбежали девушки с посудой. Около седьмого барака девушки выбивали одеяла. Две девушки держат за оба конца одеяло и выбивают его.

Девушки восьмого барака побежали к озеру. Лучи солнца преломлялись на их телах. На секунду ей показалось, что все это происходит на даче.

Завтра посылают часть девушек в рабочий лагерь в Нидервальден, — рассказала ей Феля. — Я колебалась — рассказывать тебе об этом или нет. Не решалась говорить тебе, покуда мне не стало известно, что Яага сама едет туда, к своему возлюбленному, начальнику лагеря. Если ты непременно хочешь поехать туда, я пойду на риск и уговорю ее включить тебя в списки, на тот случай, если на тебя будет «рекламация». Но задумала ты рискованное дело.

Даниэла прижалась к Феле. Лагерный передник у нее не был застегнут, шнурки ботинок не завязаны. Она еще не успела привести себя в порядок после медицинского осмотра.

— Я не простила бы тебе, Феля, если б ты не рассказала мне об этом.

— «Простила», «простила»! Это сумасшествие, я говорю тебе, Даниэла. Если бы не то, что туда едет Яага, я не позволила бы тебе ехать, даже если бы знала, что наш лагерь будет ликвидирован через день-другой. Надо ведь знать, как издеваются в этих лагерях над приезжающими туда девушками из «Дома кукол».