Дом кукол - [50]

Через ворота въехала машина, развернулась и направилась к площади казни. Шофер высунулся из кабины и смотрит, как удобнее поставить машину, чтобы она пришлась ближе к месту погрузки изуродованных тел. Шофер выпрыгнул из кабины, обошел машину вокруг, тщательно осмотрел ее, — машина подана точь-в-точь, так, чтобы грузчикам не делать лишних движений. Он раскрыл задние дверцы, они пришлись точно против стульев. Шофер сдвинул эсэсовскую фуражку на затылок, взял сигарету, заложенную за ухо, и закурил, прислонившись к боку машины. Заложив ногу на ногу, он крепко затянулся дымом, громко зевнул и стал равнодушно смотреть вокруг.

«Во время „очищения“ увидишь, как они упитаны… Меня зовут Рена Зайднер, Рена Зайднер… Они жрут наш хлеб, наш маргарин!.. Они пожирают нас живьем!..» Глаза Рены Зайднер не перестают глядеть на площадь с отвращением и враждой. Даниэла тоже обманула ее. Она оставила ее и ушла в «Дом кукол». Теперь, когда над Даниэлой занесен меч, когда она чувствует себя одинокой, всеми оставленной, никто не пожалеет ее. Пусть страдает! На каждую из «Дома кукол» обрушится карающая рука, каждая должна испить свою чашу. И мы, несчастные мозельманки из «Рабочего крыла», будем смотреть через проволочное заграждение и увидим, как очищают их тела, их упитанные тела, разжиревшие на нашем хлебе!

Даниэла больше не в состоянии была смотреть на противоположную сторону лагеря. Она отвернулась.

Здесь, на этой стороне, стояли девушки, одетые в лагерные чистые передники с нашитыми на них номерами; по ту сторону проволоки столпились существа, уже лишенные человеческого облика — серая толпа, прикрытая тряпьем. Огромный лоскут, гнилой, зловонный, будто повисший на заграждении. И вот к площади приближается процессия.

Во главе Эльза. За ней — голые девушки. Они идут в затылок друг другу гусиным шагом.

Справа от каждой девушки шагают кальфакторши. Лица их праздничны. Издали видится рассеченная щека Эльзы. Сапоги блестят на ее ногах, словно в воскресный день. Вдоль бедра спускается плетеный кнут.

Первой шла Цвия из Тщебина. Она шла так, будто ей неизвестно о том, что ее ждет. В «Доме кукол» к ней не пристала грязь. Ее маленькое, измученное тело сохранило чистоту и прозрачность. Наивное упорство, детское и светлое, защитило ее и укрыло, как жесткая, твердая скорлупа защищает ядро ореха. Теперь скорлупа будет растоптана вместе с ядром.

Около стульев встала Эльза. Ее руки скрещены на груди. Стволы ружей высунулись на вышках. Крыши розовых бараков как бы застыли. Все должны видеть, как очищают провинившихся обитательниц «Дома кукол».

Ципора уже возле стула. В ее лице незаметно никаких изменений. У остальных такие же лица.

Последний удар гонга будто обрушился с неба.

Ночью на постель Ципоры ляжет другая девушка. По всей вероятности, девушка из «группы цветов». Неужели Ципора не видит, как смерть вьется вокруг ее голого тела? Неужели Ципора ничего уже не чувствует?

К отведенному месту казни подходят немцы. Они шагают степенно, ощущая собственное величие. Они привели с собой смерть.

Кальфакторши привязывают девушек к ножкам стульев — руки к передним, ноги — к задним ножкам. Эльза ударила одну из кальфакторш по спине — это знак начала ритуала «очищения». Десять палок поднялись одновременно и опустились в едином темпе на голые тела девушек.

Тишина прорвалась, как лопнувший бумажный кулек. Кричали глаза, кричало небо, кричали крыши бараков. Страх ревел на просторе площади. Свершилось.

Немцы поворачиваются и оставляют площадь, как гости, хорошо насытившиеся и получившие большое удовольствие на пышном банкете.

Девушки брошены в машину, которая развернулась и помчалась вперед, оставив за собой шлейф из перегара бензина и масла. В конце шоссе он завернул за угол, и заехал в «Рабочее крыло», чтобы заодно прихватить трупы девушек, которых Хентшель послал на небо помогать строить автостраду.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Очередь вытянулась до середины барака. Девушки стояли одна за другой, ожидая осмотра. Все девушки «Дома кукол» проходили медицинское обследование раз в неделю. Каждый барак в свой назначенный день.

Сегодня была очередь пятого барака.

Барак «Ка-бэ», где девушки проходят обследование, стоит в углу лагеря, позади уборных. Напротив этого барака — озеро; через него перекинут висячий мост, на котором всегда находится охранник «СС». В принципе этот барак предназначен для госпитализации лагерниц. Но в лагере еще никто не болел, за исключением заразившихся. Как только словацкая врачиха установит, что девушка заражена, ее номер заносится в особый список, и ее отводят во вторую, закрытую половину «Ка-бэ» и вместе с другими зараженными отправляют в «больницу»; оттуда они никогда не возвращаются.

Девушки пятого барака стоят смирно, одна за другой, голые. У окна, у маленького белого столика, сидит врачиха; перед ней лист бумаги, куда она заносит номера заразившихся девушек. Врач смотрит в окуляр черного микроскопа. Стоящая у столика смотрит на кусочек стекла под микроскопом. Под ним уместилась сейчас вся ее жизнь. Еще минута — и врач поднимет глаза от микроскопа… Скажет она подойти следующей в очереди или вглядится в выжженный на груди номер и запишет его карандашом в свой лист?