Дом коммуны - [44]

Катерина Ивановна принесла с собой табурет, села под пальмой, и так получилась, что она была чуть поодаль от других старых людей, среди которых она жила уже почти месяц. Не хотелось, ой как не хотелось ей, еще довольно интересной и резвой, показывать гостям, что она такая бессильная, как и остальные. Чтоб не подумали чего. Вроде бы те, художники-артисты, только и будут поглядывать на нее, задаваясь вопросом: а почему это она, тетка вон та, сидит здесь? Каким образом попала сюда? Ей же можно еще семечками на базаре торговать. Но Катерина Ивановна, когда устраивалась поудобнее под пальмой, для чего и принесла табурет из палаты, рассчитывала на большее — ей, чудачке, почему-то хотелось замаскироваться под работницу хосписа, представляя себя уборщицей или еще более высоким лицом по здешним меркам. Однако рядом села, сопя и покрякивая, соседка по палате Митрофановна и все испортила. Еще и плечом прислонилась к ней, словно уснула. А так не хотелось Катерине Ивановне, чтобы видели, что и она своя, хосписовская.

— Нет еще их, артистов-то? — спросила Митрофановна, словно сама не видела.

Катерина Ивановна сделала вид, что не расслышала. Где не надо, ты, Митрофановна, умничаешь почем зря, а здесь спрашиваешь. А как встретила ее, новенькую, Катерину Ивановну, значит? Наварила где-то картошки, принесла в палату, достала из холодильника бутылку кефира, поставила рядом. И спрашивает у Катерины Ивановны:

— Ты будешь фырканную картошку?

— Как это — фырканную?

Митрофановна набрала в рот кефира и прыснула им на картошку: ешь.

Есть? Так это кем надо быть, каким голодным, чтобы такая картошка полезла тебе в рот? Более того, у Катерины Ивановны надолго пропал аппетит. Еле переборола себя, постепенно забыла про тот случай с фырканьем, а Митрофановна увязалась за ней, ползает, будто нитка за иглой: куда та, туда и она, жизни не дает. Какая-то не такая она, как все, Митрофановна. Чудачка не чудачка, но жить с ней рядом неприятно — и хоть ты что. Тяжело жить вместе. Просилась уже, чтобы перевели в другую палату. Пообещали. Но позже. Дай сперва, дескать, художников принять.

Гости из города приехали как раз в то время, когда все хосписцы, которые смогли сами или которым помогли это сделать, расселись на отведенных им местах. В палатах, где лежачие больные, приоткрыли двери: может, и они что-то услышат. Хотя бы услышат. Картин художников, конечно же, не увидят, а вот песня или шутка писателя — долетит!

Наталья Милашкова, сотрудница городской библиотеки имени Герцена, была постоянной ведущей этого мероприятия. Хотя было непросто упросить творческих людей выступить перед больными. Одни ссылались на недомогание, другие — на исключительную занятость, а третьи совсем никогда и никуда не ездили: больно уж высоко ценили себя. Хорошо все же, что последних единицы.

Сценарии Милашкова умела делать, они у нее, как правило, всегда были пронизаны состраданием, строго выдержаны в идеологическом направлении, нашпигованы выдержками из литературных произведений. Приятно слушать, воодушевляет! И что интересно, действует на тех, у кого слезы очень близко. Хоть рядом не стой. А не спрячешься. Некуда.

Потом выступают гости. Первому предоставляется слово кому-нибудь от художников. По традиции. Почему так, известно: художники пообещали создать в хосписе картинную галерею, и вот уже несколько лет подряд привозят в подарок свои полотна. Поэтому, видимо, и правильно, когда говорят здесь, что приедут художники.

Анатолий Отчик, как главный художник области, показал, что они привезли в подарок на этот раз, а что — напоказ. Одна белокурая женщина, кто она такая — неизвестно, как выяснится, ее сюда в общем-то не приглашали, и откуда взялась, оставалось тайной для многих, вскользь заметила:

— Могли бы все картины оставить больным людям!

Отчику пришлось оправдываться, что все оставить не могут, поскольку сегодня они, художники, много где бывают, и каждая картина — результат работы не одного дня, они не штампуются, как газеты в типографии. К тому же, художники также хотят есть и у них есть семьи. Плюс ко всему, как это — оставить? Тут едва выпросили у художников, чтобы показать.

Но главный врач больницы Зинаида Орешко сделала вид, что ничего не слышала, тепло и искренне поблагодарила художников, отметила, что те делают важное и нужное дело. Ее поддержали аплодисментами, в основном сами художники и примкнувшие к ним другие гости.

Потом рассказал несколько веселых историй писатель Сергей Данилов. Одна из них, про Лексу, вызвала наибольшее оживление. Приехала Лекса в город. После пенсии. Денег вроде бы много, а на ценник глянет — портится настроение: Боже, сколько нулей! Примерялась к вещам, а надо и сапоги, и фуфайка, и чулки, и еще всякая всячина, однако же — нули, чтобы им муторно стало!..

Ничего не купила старушка. Решила не торопиться и хорошенько подумать: нужны ли ей те вещи или пока можно потерпеть?

Пока ходила по магазинчикам и городскому базару — проголодалась. Поинтересовалась, сколько стоит беляш. Ответили. Ого! У Лексы глаза на лоб полезли. Но голод — не тетка. Старушка махнула рукой и громко сказала: