Дом, из рассвета сотворенный - [8]
— Вы говорили — вам нужна помощь?
— Да. Вы не знаете кого-нибудь, кто мог бы порубить мне дрова? Я купила дрова, непоколотые. Я ведь в Лос-Охосе сняла дом — большой белый дом, расположенный ниже лесничества…
— Дом Беневидеса?
— Да. А в кухне простая плита, и к ней нужны дрова.
— Сколько же у вас дров?
— Там целая куча — простите, не знаю, как их меряют. Мне вчера привез один тамошний житель, но он занят на работе в горах, и для рубки у него нет времени. Я буду рада заплатить, сколько там надо… Я думала, может, кто из индейцев…
— Конечно. Здесь найдутся парни… Я спрошу у моего Бонифасио.
В разгар дня в городке — ни признака жизни. Улицы пусты и наги в белом солнечном блеске. Тень исчезает — уплощаются стены; даже дверные проемы и окна становятся плоскими, непроницаемыми. Воздух недвижен, и на улицах раскаленно белеет пыль. В этот час городок словно уходит под землю. Вся долина принимает цвет горячей пыли.
К полудню Авель вернулся в дедов дом, но старика не застал. Они еще не обменялись ни словом, ни жестом привета. Авель пришел голодный, но во рту было сухо и кисло, и похмельная эта оскомина притупила и прогнала голод. В тишине и зное опять стали одолевать мысли, и сидеть на месте было невмоготу. Он ходил взад-вперед по комнаткам, маленьким, голым, и стены были голые, чистые, белые. Под вечер он спустился к речке, берегом дошел до переправы. По кромке пахотной земли направился к длинной гряде холмов, к подножью красной месы. Когда в тени, легшей на предгорья, повеял первый ветерок вечера, Авель сел на откосе и оглядел зеленые и желтые лоскутья полей. Было видно, как внизу там, под солнцем, работают дед и другие. Ветер веял еле-еле, неся запах земли и зерна; и на минуту Авелю стало хорошо. Здесь он был дома, на родине.
Во вторник Авель пришел в дом Беневидеса. Он поколет дрова за три доллара. Анджела Синджон хотела было поторговаться, но в нем не чувствовалось ни малейшей сговорчивости, деловой уступчивости; он как бы отгородился от хозяйки наглухо и напрочь. Ей оставалось лишь отквитать ему потом за это. С улыбкой она стала глядеть сверху, в окно, как он рубит дрова.
Никогда еще она не видела труда такого истового. В работавших она привыкла замечать некое внутреннее сопротивление, неполную слитность действия и воли. А тут было иначе; Авель предался труду без остатка. Колун у него шел легко, удары были часты и сильны. Металл врубался глубоко в плоть дерева, оно раскалывалось и разлеталось. Авель работал, расставив широко ноги, повертывая, подавая корпус на замах и удар, напружив шею. Анджела вглядывалась, дивясь, в каждое его движение. Он подымал колун наискосок от пояса к плечу, правая ладонь скользила вдоль изгиба топорища к черному стальному клину; плечи поворачивались, заводя пружину позвоночника. Следовал момент тугого взвода — взмаха, замершего и нависшего в зиянье времени, а затем лавина всей телесной силы обрушивалась. Колун, блеснув, рубил, и дерево расседалось. Анджела перевела дух, пробормотала: «Вот как». В окно слегка тянуло ветром, шевеля ей волосы на висках. Солнце кропило серебром деревья сада; Анджелу объял тревожный, напряженный непокой.
Теперь, глядя и видя, она ощущала, что в этих ударах находит исход какая-то скопившаяся мука тщеты, обида, боль, о которой она и не подозревала. И, перестав уже глядеть, она все еще прислушивалась краем уха. За душным, влажным ароматом розовых лепестков светлел день, не заполненный ничем, кроме Авелева труда. Она примет ванну, почитает жития святых. Возможно, приляжет, подремлет. Все это можно делать под немудреную здешнюю музыку дня и ночи; вот и сейчас слышно гуденье пчел, темный плеск воды — и стук топора, мерный, неустанный.
Сойдя вниз, Анджела бродила по комнатам дома. Когда она оставалась одна в эту предвечернюю пору, то чувствовала себя как-то странно. В гаснущем свете дня она недоуменно задумывалась о себе. Начинали гореть щеки, кружиться голова; живо представив ребенка, растущего в ней, и обхватив руками снизу свой живот, она приближала дитя к сердцу, заговаривала с ним, и голос ее колебался, как пламя свечи. «Родной мой, — говорила она. — О мой родной», — и глядела, не несет ли ветер знаменья беды. Следила за птицами, торопливо чертящими небо, но птицы неизменно улетали, и небо становилось опять пустым и безнадежно вечным.
Стук топора отдавался в мозгу — тупой, короткий звук, возникающий снова и снова. Однажды она видела, как зверь прошлепал у воды, медведь или барсук. Ей бы хотелось дотронуться до мягкой морды медведя, до узких черных губ, до плоской большой головы. Хотелось бы закрыть рукой влажный черный нос, на миг сдержать горячее дыханье медвежьей жизни. Она вышла на веранду и села на каменные ступеньки. Авель рубил, нависая во взмахах. Каньон был высечен из теней. Лучи заката поднялись над садом, ушли к верху стены каньона и рдели там на скальной крутизне. Птичка колибри висела над мальвами; на сад ложились сумерки, стушевывая листья. Анджела вышла в легких, на босу ногу, туфлях, руки и колени ее были голы.
В каньоне подымался холодок, но она не ощущала свежести; ей было отчего-то жарко. Он глубоко всадил лезвие в чурбак и подошел к ней. Сжав губы, она выжидала.
Есть народы, не согласные жить в мире без Медведя. Это люди, которые понимают, что без него нет девственого края. Медведь – хранитель и проявление дикости. По мере того, как она отступает – отступает и он. Когда плоть ее попирают и жгут, сокращается священная масса его сердца.
Феномену Н. Скотта Момадэя трудно подобрать аналог. Прежде всего, потому что у этой творческой личности множество ипостасей, каждая из которых подобна новому чуду, способному послужить темой самостоятельной беседы и анализа, ибо каждая связана с удивительными открытиями. Путь этого мастера богат откровениями, он полон новаторства во всех сферах творческой деятельности, где бы ни проявлялась щедрая натура этого человека.
«Футурист Мафарка. Африканский роман» – полновесная «пощечина общественному вкусу», отвешенная Т. Ф. Маринетти в 1909 году, вскоре после «Манифеста футуристов». Переведенная на русский язык Вадимом Шершеневичем и выпущенная им в маленьком московском издательстве в 1916 году, эта книга не переиздавалась в России ровно сто лет, став библиографическим раритетом. Нынешнее издание полностью воспроизводит русский текст Шершеневича и восполняет купюры, сделанные им из цензурных соображений. Предисловие Е. Бобринской.
Книга популярного венгерского прозаика и публициста познакомит читателя с новой повестью «Глемба» и избранными рассказами. Герой повести — народный умелец, мастер на все руки Глемба, обладающий не только творческим даром, но и высокими моральными качествами, которые проявляются в его отношении к труду, к людям. Основные темы в творчестве писателя — формирование личности в социалистическом обществе, борьба с предрассудками, пережитками, потребительским отношением к жизни.
В книгу входят роман «Сын Америки», повести «Черный» и «Человек, которой жил под землей», рассказы «Утренняя звезда» и «Добрый черный великан».
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.
«Подполье свободы» – первый роман так и не оконченой трилогии под общим заглавием «Каменная стена», в которой автор намеревался дать картину борьбы бразильского народа за мир и свободу за время начиная с государственного переворота 1937 года и до наших дней. Роман охватывает период с ноября 1937 года по ноябрь 1940 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.