Дом, из рассвета сотворенный - [5]
А теперь как быть? Присоединиться к Следящим за орлами? Подходил конец ноября, и общество готовилось подняться в горы. Несколько дней Авель раздумывал, полный странной тоски; затем пошел к старому Патиестеве и рассказал об увиденном. «Пожалуй, надо бы вам взять меня с собой», — сказал Авель. Старый вождь закрыл глаза и долго размышлял. Потом сказал: «Пожалуй, взять надо».
Назавтра Следящие — а с ними и Авель — отправились пешком на север вдоль каньона и дальше, вверх по лесистым склонам, чтобы пробыть в горах положенный срок дней, останавливаясь для молений и жертвоприношений. Ранним утром они вышли из леса на край Большой Долины. В утреннем свете земля покато спускалась и уходила вдаль, насколько хватал глаз. Горы отодвинулись, по ровному дну чаши зыбилась серая трава. Люди начали спуск в котловину; к середине утра они достигли донных лугов. Было ясно и холодно, и воздух был тонок, остер, как осколок стекла. Охотникам требовалась приманка, и, рассыпавшись цепью, они образовали круг. И начали не спеша сходиться к центру, хлопая в ладоши и негромко вскрикивая. Из травы навстречу стали выскакивать зайцы и кидаться в просветы цепи. На первых порах, покуда цепь была редкой, многим удалось уйти, но кольцо постепенно смыкалось, и оставшиеся зайцы скучились в середке, затаились в зарослях. То один, то другой заяц пробовал прорваться, и ближайший к беглецу охотник швырял в него свое оружие — небольшую гнутую дубинку. Следящие за орлами бросали эти дубинки со смертоносной меткостью, и, когда охотники сошлись на расстоянье футов, лишь очень немногие зайцы смогли уцелеть.
Авель шел, пригнувшись к земле, держа дубинку наизготове в дрожащей от напряжения руке. Крупный зайчина скакнул из травы, пронесясь мимо Авеля. Приземлился и нырнул опять — чуть не на тридцать футов. Авель с разворота шнырнул дубинку. Она скользящим ударом настигла зайца на третьем прыжке, и тот сник в воздухе, тяжело упал на землю.
Хлопки и крики кончились, сердце Авеля стучало, на коже стыл пот. Теперь, когда зайцы валялись без движения на земле, он чувствовал что-то вроде раскаяния или разочарования. Он поднял одного из травы — заяц был неостывший, обмякший, и глаза его заволокло фарфоровым глянцем смерти; затем поднял своего большого, — тот был не мертв, а только оглушен, оцепенел от страха. Авель ощутил руками его теплую живую тяжесть; в заячьем теле звенела жизнь, упружила тугая, жилистая сила.
Связав добычу, уложив зайцев в мешок, он надергал высокой травы, нарезал в кустарнике вечнозеленых веток и стянул ремнем, чтоб нести за плечами. Пошел к речке и вымыл голову — очистился. Когда приготовления были кончены, он помахал охотникам рукой и в одиночестве зашагал к скалам. Взойдя на нижнее плато, он передохнул, окинул взглядом долину. Солнце стоило высоко, и повсюду вокруг был ровный белесый сухой свет, был зимний блеск на облаках и вершинах. Вдали низко кружила ворона. Выше, на большом белом скальном уступе горы, он увидел дом орлиной охоты — и направился туда. Это была сложенная из камня круглая башенка с ямой вместо пола и сверху открытая. Рядом с ней был алтарь — каменная плита с небольшим углублением. В это углубление он положил свое молитвенное приношенье. Войдя в башню, он сделал из веток решетчатую кровлю, прикрыл жердинки травой. Оставил только небольшой просвет в центре. Просунув зайцев снизу в этот просвет, он разместил их на ветках. Сквозь маскировочный заслон он видел небо, но только прямо над собой; да и солнце мешало глядеть. Он запел, негромко и гортанно восклицая время от времени, — призывая орлов.
А орлы плыли по небу в южном направлении, высоко над Большой Долиной. Они были едва различимы. С высоты полета беркутам видно было, как земля внизу идет на обе стороны к длинным, изогнутым отрогам хребта, как на юг уходит расширяющийся коридор лесистых скатов и каньона, а там пустыня и дальний край земли, очерченный дугой горизонта. Увидев зайцев, оба беркута свернули с курса и на вираже пошли вниз, набирая скорость. Авель только-только их заметил, а они уже шли низко, налетая на башню справа и слева с бешеной быстротой. Орел черкнул над плоскостью скалы, вспугивая зайцев, и сбавил скорость, а орлица со свистом ринулась, чтобы схватить бегущую жертву. Но что это? — зайцы остались на месте. Пролетев с маху над ловушкой, орлица заклекотала. Разгневанно бросила свое тело назад. Круто повернув, огромно шумя крыльями, кинулась в ярости на приманку. Авель увидел ее в самый этот момент. Мелькнула ее лапа, и коготь вспорол живого зайца вдоль. Тот сжался, дернулся; вторая лапа смяла ему череп. И в этот миг, когда центр тяжести птицы был на уровне веток, Авель схватил ее. Потащил ее за лапы вниз изо всех сил. Она рванулась прочь, забив крыльями по жердинам, — и он чуть не выпустил ее из рук; но в следующую минуту она была уже внизу, в темноте каменного колодца, на нее был накинут мешок, и она не вырывалась больше.
В сумерки он присоединился к остальным в чаше Большой Долины. Сан-Хуанито поймал орла тоже, но старого и щуплей, чем орлица Авеля. Собравшись вокруг старого орла, Следящие обратились к нему, прося принять и унести с собой на утесы их печаль и пожеланья добра горным орлам. К лапе орла привязали молитвенное перо и выпустили его на волю. Авель глядел, как орел, распустив крылья по земле, пятился, хохлился, глядел сердито, с подозрением и опаской. Затем поднялся в воздух и шумно пошел в высоту сквозь тихие тени долины. Все быстрее, выше и выше летел он — и вот достиг снопов последнего червонно-золотого света, легших поверх котловины. Лучи озарили его, одели темным пламенем. Он выровнялся и поплыл горизонтально. Уже орел скрылся из виду, а юноша все глядел вслед. Он мысленно видел орла, и в ушах звучал грозный ветровой шум его полета и звал за собой. В мешке за плечами тяжелела орлица. Сумерки сгущались в ночь, и никто не увидел, что в глазах Авеля стояли слезы.
Есть народы, не согласные жить в мире без Медведя. Это люди, которые понимают, что без него нет девственого края. Медведь – хранитель и проявление дикости. По мере того, как она отступает – отступает и он. Когда плоть ее попирают и жгут, сокращается священная масса его сердца.
Феномену Н. Скотта Момадэя трудно подобрать аналог. Прежде всего, потому что у этой творческой личности множество ипостасей, каждая из которых подобна новому чуду, способному послужить темой самостоятельной беседы и анализа, ибо каждая связана с удивительными открытиями. Путь этого мастера богат откровениями, он полон новаторства во всех сферах творческой деятельности, где бы ни проявлялась щедрая натура этого человека.
«Футурист Мафарка. Африканский роман» – полновесная «пощечина общественному вкусу», отвешенная Т. Ф. Маринетти в 1909 году, вскоре после «Манифеста футуристов». Переведенная на русский язык Вадимом Шершеневичем и выпущенная им в маленьком московском издательстве в 1916 году, эта книга не переиздавалась в России ровно сто лет, став библиографическим раритетом. Нынешнее издание полностью воспроизводит русский текст Шершеневича и восполняет купюры, сделанные им из цензурных соображений. Предисловие Е. Бобринской.
Книга популярного венгерского прозаика и публициста познакомит читателя с новой повестью «Глемба» и избранными рассказами. Герой повести — народный умелец, мастер на все руки Глемба, обладающий не только творческим даром, но и высокими моральными качествами, которые проявляются в его отношении к труду, к людям. Основные темы в творчестве писателя — формирование личности в социалистическом обществе, борьба с предрассудками, пережитками, потребительским отношением к жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман "И сошлись старики" на первый взгляд имеет детективный характер, но по мере того, как разворачиваются события, читатель начинает понимать, сколь сложны в этой южной глухомани отношения между черными и белыми. За схваткой издавна отравленных расизмом белых южан и черного люда стоит круг более широких проблем и конфликтов. В образе героини второго романа, прожившей долгую жизнь и помнящей времена рабства, воплощены стойкость, трудолюбие и жизненная сила черных американцев.
Настоящий сборник представляет читателю несколько рассказов одного из интереснейших писателей нашего века — американского прозаика и драматурга, лауреата Нобелевской премии по литературе (1978) Исаака Башевиса Зингера (1904–1991). Зингер признан выдающимся мастером новеллы. Именно в этом жанре наиболее полно раскрываются его дарование и мировоззрение. Для его творческой манеры характерен контраст высокого и низкого, комического и трагического. Страсти и холод вечного сомнения, едва уловимая ирония и неизменное сознание скоротечности такой желанной и жестокой, но по сути суетной жизни — вот составляющие специфической атмосферы его рассказов.