Дом Иисуса - [13]

Любимый ученик

Ученик, у которого хорошо развита и ближняя, и дальняя память, назван мудрецом (хахам). Именно он признается способным стать ученым знатоком Торы.

И, конечно, всякий учитель мечтал иметь такого ученика. С цепкой и крепкой памятью. Потому что значительно возрастал шанс, что учение сохранится в неискаженном виде и будет передано следующему поколению. Именно такой ученик, который схватывает на лету и знает, как сделать так, чтобы услышанное не выскочило из головы, мог претендовать на звание любимого ученика.

Он стал живой книгой. Он носит в себе слова учителя. А это самое дорогое, что тот мог дать. Ученик носит в себе книгу Закона и те бесчисленные замечания, сравнения, выводы, притчи, толкования, аналогии, постановления, противопоставления, которые воспринял от учителя. В одной голове (говорим мы, «в одном сердце» — сказали бы евреи I века) умещается Писание и Предание. Слово Моисея и слово учителя. Разве можно не любить такого ученика?

— С чего начинается библеистика? Что самое необходимое для библеиста?

Первое отступление: о библеистике

— Все начинается с интонации. Любому слову, а возможно, даже и мысли, если их можно разделить, предшествует интонация. На улице вы слышите одну интонацию, в театре другую, в аудитории за кафедрой третью, совсем иную в церкви. Но дома мы говорим иначе. Дома мы говорим «своим голосом».

Мне представляется, что доминирующая интонация библеиста — это удивление. Или недоумение. Уверяю вас, что в библеистике гораздо больше вопросов, чем ответов. Надо допустить, что существует такая наука, и она имеет право на существование (почему нет?), где на первом месте стоит вопрос. Вопрошание…

В конце концов, вопрос всегда идет впереди ответа. Правильно поставленный вопрос — это уже очень много. Сотни людей читают определенный текст и не замечают ничего особенного. А вы вдруг останавливаетесь и говорите: вот это интересно, здесь что-то не сходится, здесь определенно есть над чем подумать!

Мы сориентированы на ответ, на результат. Возможно, я не прав, но я склоняюсь к мысли, что наше время не любит вопросы. Мы еще не успели сформулировать вопрос и уже спешим дать ответ. Но вопрос тоже имеет свою цену. Есть очень красивые вопросы. Вопрос сам по себе. Зачем тут же снимать его? Можно позволить себе прожить какое-то время с вопросом. Вопрос — это удивление. Удивление в целом — приятное чувство. Оно побуждает к активности. К тому же жить с вопросами интересней. Ответ закрывает скобку.

Почему не позволить себе не торопиться? Почему не прожить вопрос до конца? Почему не позволить себе копить вопросы? Ведь есть же такой жанр в научной литературе: «К вопросу о…».

И когда вы в своих руках держите вопросы, когда вы услышите не один голос, а целый хор вопрошающих, быть может, тогда вам удастся расслышать ответ. Не частный ответ на частный вопрос. А один «большой ответ», который ответит на все ваши вопросы и… поставит сотню других! Сегодня «Почему?» — главный аргумент против истины. Как если бы реальность состояла из одних ответов. Истина — это ответ! Как иначе? Но кто решил, что она существует непременно как утверждение? Почему истина должна заканчиваться точкой? Быть может, она с вопросительным знаком… в движении?

— Скажите, на каком языке говорил Иисус — по-еврейски или по-арамейски?

Языковая ситуация в земле Израиля в I веке и язык/языки Иисуса

Арамейский и/или иврит?

— Меня нередко об этом спрашивают. И то, что меня возмущает в этом вопросе, — слово «или». Это «или» — «злая фея» нашего времени. Она запрещает нам двигаться в двух направлениях и претендует на то, чтобы служить объективности.

Одно не допускает другого. «Алеф» не есть «бейт», а «бейт» исключает «алеф». И с этим сложно поспорить. Но чтобы написать слово ав «отец», вы должны эти буквы поставить вместе. Попробуйте убрать «алеф» или «бейт». Что получится? Их нельзя разъединить, не «убив» отца.

Почему можно кроить целостные тексты? Почему можно кроить целостное сознание? Чем интересней текст, чем глубже культура или сознание, тем они богаче и противоречивее.

Я говорю, что мои наблюдения склоняют меня к тому, что Иисус употреблял иврит. Мне возражают: этого не может быть! Он рос в Галилее, где в то время говорили по-арамейски. И действительно, последние три сотни лет нас убеждают с самых высоких кафедр, что разговорным языком Иисуса был галилейский диалект арамейского языка. Я говорю: хорошо, я согласен. Иисус действительно использовал арамейский. Без знания арамейского Его общение с самарянкой или финикиянкой было бы затруднительно. Но Его проповедь, Его поучения, молитвы были изложены на иврите.

Всякий, кто специально занимался языковой ситуацией в Палестине I века, знает, что два этих языка не просто соседствовали друг с другом. Они обнаруживают заметную диффузию. Некоторые арамеоязычные эпитафии включают титулы покойников на иврите (первосвященник, назорей). В арамейских надписях мы встречаем ивритское бен «сын». И, напротив, в ивритоязычных надписях встречается арамейское бар «сын».

Конечно, различные говоры арамейского были распространены по всей Палестине. Это так. Существовал особый литературный извод арамейского языка. В синагоге Тора, которая читалась на иврите, толковалась по-арамейски. Такой билингвизм практиковался с целью противопоставить сакральное, Богом данное, и то, что принадлежит школьной дидактике.