Дом и дорога - [49]

— Борьба Давида с Голиафом, — заметил Андрей. — Как бы Сережа не надорвался. Помоги ему, не то он и стул изуродует, и себя порешит.

Запахло едой. Мы сняли кашу и поставили на огонь воду для чая.

— Я не буду вас кормить, пока вы не оденетесь, — сказал Андрей. — К столу принято являться в штанах.

Солнце было в зените, на горизонте синели горы, а посреди пустыни стоял стол, за которым восседали мои друзья. Чаепитие уже кончилось. Сережа, прикрыв глаза ладонью, наблюдал за стервятниками: две большие бурые птицы парили над нами на неподвижных крыльях. Олег уронил голову на грудь, шляпа его сползла на нос, из-под полей торчала сигарета. Борис читал позавчерашнюю газету.

— Как насчет небольшой прогулки? — спросил Андрей. От него исходило сияние благодушия, он улыбался. — Посетим священный источник? Говорят, в округе на сотни километров нет ничего подобного.

— Разумеется! — Олег указательным пальцем приподнял шляпу. — Надо же о чем-то писать домой.

— Я с вами. — Сережа поднялся. — Одну минуту, я переоденусь.

— Идите, — сказал Борис поверх газеты. — Я лучше посплю.

Мы прошли вдоль бетонной ограды и остановились у ворот. В дощатой будке никого не было. Гуськом, очень медленно, в полном молчании мы тронулись по усыпанной гравием дорожке.

— Ни души, — тихо произнес Сережа. — Неуютно как-то... Мне кажется, нас вот-вот окликнут.

— Ну и пусть окликнут, — невозмутимо сказал Олег.

Справа от нас круто уходил в небо каменистый склон, земля слева была старательно возделана, в тени забора прятались слабенькие, недавно посаженные деревца. Жара, тишь, безлюдье. Позади была уродливая будка, впереди — скучное строение с пустой верандой. Смотреть пока было нечего, и ничто как будто не обещало новых впечатлений. Разве что деревья. Их тенистые вершины выглядывали из-за камней и крыш, и по ним можно было судить, какие это большие деревья.

Мы почувствовали в воздухе слабое движение. Это был не совсем ветер, а так, лишь легкое дуновение, застенчивая ласка, но мы успели ощутить на лицах прохладу и услышать тонкий запах речной воды.

— Родник! — крикнул Олег. — Вперед!

Мы миновали дом с верандой и по каменным ступеням стали спускаться к воде, где росли старые ивы с мощными, израненными временем стволами. На склоне холма лепились беседки, дощатые домики с галереями. Их было немного, но, расположенные на разных уровнях, разбросанные в восхитительном беспорядке, они производили впечатление маленького селения, замкнутого и таинственного мирка.

Камни, деревья, вода, крохотные беседки, совершенно игрушечные мостики — все это заставляло вспомнить традиционные японские садики.

Вода источника отливала синевой, там, где на нее ложились тени деревьев, она была совсем темной и от этого казалась еще холодней. В прозрачной глубине лениво шевелились, а то и просто стояли без движения крупные серебристые рыбы с пятнистыми спинами. Они совсем не боялись людей. Когда я опускал руку в студеные струи, рыбы мягко тыкались губами в ладонь.

На мостках сидел старик в халате и кормил рыб. Он в раздумье отламывал кусок от булки, медленно отводил руку, едва заметное движение кистью — и хлеб летел в воду. В том месте, где падал кусок, поверхность пруда мгновенно вскипала: стая бросалась на хлеб.

Мы разговаривали достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание, но старик так и не поднял головы. Думаю, он не только нас не замечал. Скорее всего он не видел и мелькания теней у дна, и стремительных росчерков рыб у поверхности воды. Он сидел в полной прострации, взгляд его был неподвижен.

Рыбы плавали или стояли под мостами, ужи грелись на мелководье и стволах деревьев, иногда срываясь в воду с тихим всплеском, птицы качались на ветках, от воды несло свежестью. Среди песков и глины, густо замешанной на соли, этот источник, этот аквариум в раскаленной степи, выглядел заповедником прохлады, свежести, красоты, жизни. Мудрено ли, что ему поклонялись.

5

Из палатки через треугольник откинутых полостей были видны розовые вершины Аруктау: солнце только поднялось.

Олег с влажными после купания волосами сидел за столом и разбирал механическую бритву. Андрей с Сережей разговаривали. На кровати тихонько постанывал Борис.

Андрей тронул его за плечо.

— Перестань стонать.

Борис открыл один глаз.

— Что значит перестань? Я не высыпаюсь. Вы меня раздражаете своей болтовней.

— Ты засыпаешь раньше всех. В восемь вечера ты уже сопел.

— Я сопел от бешенства. А потом глаз... Попала какая-то дрянь. Думал, пройдет. — Борис сбросил ноги с раскладушки и сел. Глаз у него был красный, верхнее веко воспалено.

— Пустяки, — бросил Олег. — Промоешь крепким чаем — и все пройдет.

— У нас только зеленый чай.

— И слава богу! — Андрея передернуло. — Из нашей-то кастрюли... Мыслимое ли дело.

— У меня должен быть гидрокортизон, — сказал Сережа.

— Это еще что такое?

— Глазная мазь.

Сережа достал рюкзак и вытащил оттуда свитер. За ним последовали какие-то пакеты, книги, нож, пластмассовый стаканчик, зеркало, крем от загара, пачка вафель, запасные очки. Наконец Сережа добрался до картонной коробки, открыл ее и протянул Борису тюбик с мазью.

— Брат милосердия, — улыбнулся Борис. — Ну, спасибо.