Шипящих столько, что громкий разговор похож на шепот. Будто это говорится не всем, а только тебе.
Теперь Коле придется ходить на их праздники. Он будет чувствовать себя неуютно среди седых бород и широкополых шляп.
Пища у евреев тоже непонятная. К уже упомянутым дыне и меду надо прибавить хрен и морковь.
Почему же Блинов доволен? Потому, что узнавать что-то о жизни – это и значит жить.
Коля и прежде был не безразличен к этому народу. Он из числа тех православных, которым легко зайти в синагогу.
Интересно же, что там. Как на плечи набрасывают покрывало, а потом бьют поклоны.
Вернее, это русские бьют поклоны, а евреи словно колеблются на ветру. Стараются попасть в ритм молитвы.
“Я сегодня вечером, – пишет Коля, – ходил в еврейскую синагогу. Здесь замечательно богато и красиво… к тому же поют не хуже, чем в опере”.
Такое вот человеческое любопытство и в то же время художественный интерес.
В мире существует еще много чего примечательного.
Украинцы тоже отличаются по части пения. Так что сразу после синагоги Коля идет на концерт.
“В четверг собираемся на концерт малороссийского кружка, который будет дан в зале артистического общества”.
Вот сколько всего. Если же нет других впечатлений, то отправляешься в суд.
Тоже, надо сказать, зрелище. Правда, обвиняемый отклоняется от пьесы и вносит слишком жизненный тон.
Коля так и пишет: “Свою жизнь разнообразим различными предприятиями: сегодня были в окружном суде и слушали интересное дело”.
Больше всего в нем от зрителя. Есть, знаете ли, такая категория публики, которой не наскучит ходить в театр.
Всегда найдется что-то любопытное. Если не актеры или декорации, то примечательные пуговицы на костюме героя.
Так что браво, пуговицы! Хотя бы вы существуете так, словно бездарность не окончательно взяла верх.
Коля радуется буквально всему. Голосу кантора, песне “Ой, вишенка, черешенка”, тихо посапывающему присяжному заседателю.
Во всем проявился Божий мир. Даже к той минуте, когда заседатель открыл глаза, Бог имел отношение.
4.
Блинов не только прирожденный зритель, но великий оптимист. Для него клопы пахнут коньяком.
Все потому, что он не останавливается на чем-то одном. Выбор предполагает вычитание, а ему милее сложение.
Сразу после женитьбы Коля поступил на инженерный факультет Женевского университета.
Так что впечатлений прибавилось… Прекрасное озеро, новые друзья, вдоволь немецкой и французской речи.
Как ни существенна перемена места, все же важней всего перемена действия.
Одно дело – переезд в другой город, а другое – вступление в боевую организацию.
Можно было стать просто эсером, а его потянуло к радикалам. Не туда, где тепло, а туда, где действительно горячо.
Если знать Колю, то поступок естественный. Ему хотелось не только быть полезным, но сделать это как можно скорей.
К тому же Колю интересовали механизмы. Его просто хлебом не корми, а дай что-то разобрать и сложить.
В боевой группе ему предназначалась роль инженера. До терактов его не допускали, но бомбы получались на славу.
В эту работу он ушел с головой. Мог описать механизм адской машины так же подробно, как устройство молочной бутылочки.
Вроде одно противоречит другому, но испытание соски и бомбы происходило на близком расстоянии.
После еды Ирочка сразу засыпала. Что касается бомб, то тут спокойствие было исключено.
Вообще-то тут не только бомбы испытывались. Речь шла о том, насколько безумие под силу швейцарской природе.
Только что было тихо, и вдруг стало тревожно. Словно наши обстоятельства вторглись в чужую жизнь.
Возможно, взрывали не просто так, а как бы предупреждая: так, как с этим кустом или деревом, будет с каждым, кто захочет помешать эсерам.
Если человек беспомощен перед юрким шариком, то природе все нипочем. Стряхнет призрак катастрофы и сияет, как прежде.
5.
От Колиной поддержки Гершуни разомлел. Не только наедине, но и при других демонстрировал свою симпатию.
Удивительно, конечно. На фото видно, что к Григорию Андреевичу так просто не подступиться.
Для чего морщить лоб перед объективом, но иначе у него не выходит. Кажется, будто он говорит: ну что вам от меня надо?
И вообще: живу один и буду жить так. Ни с кем на свете не собираюсь делиться.
Вдруг такая расположенность. Вплоть до того, что некоторые секреты знали только они двое.
Конечно, Азеф забеспокоился. Когда у него появлялись конкуренты, он реагировал моментально.
Во-первых, какой он тогда вождь партии? Во-вторых, департамент все время требует подробностей.
Что ему делать в этой ситуации? Стараться подружиться с Блиновым и ждать, когда он проговорится?
Обиднее всего, что Гершуни сам указал на студента. Когда Азеф попросил назвать фамилии, он посоветовал спросить у Коли.
Если бы у Азефа было одно лицо, он бы не сдержался. Выдал бы себя слишком откровенной гримасой.
Слава богу, у него много физиономий. Когда случаются такие моменты, сразу меняет одну на другую.
Ну, к примеру, вот эта. Как бы встревоженная вновь открывшимися обстоятельствами.
Сейчас она в самый раз. Все же речь о том, как их организация будет жить дальше.
Еще у Азефа есть такое соображение. Вслух он его не произносит, но имеет в виду.
