Дом черного дрозда - [57]

Но, проглотив первую ложку супчика, она разрыдалась.

— Я скучаю по своей семье, — призналась она. — Ты можешь в это поверить? Должно быть, я просто психованная.

Эмма попробовала бульон с репой — всего лишь ложечку, — и ее глаза тоже увлажнились. Бульон, от которого плачешь, бульон, от которого начинаешь говорить правду, сладкий, но все-таки есть его почему-то было непросто. Эмма подумала: если проглотит еще ложку, то подпадет под какие-то чары.

— Может, нам суждено есть одну лишь пиццу.

Эмма вылила суп в раковину, и подружки отправились в местный бар, заказали пиццу с моллюсками и по большой кружке пива и вскоре почувствовали себя гораздо лучше. Когда они ехали обратно на ферму, небо было все еще светлым. На розовом раскаленном фоне протянулись бледно-голубые ленты. Казалось, небеса объяты пожаром.

— Вот и наша ночь равноденствия, — задумчиво проговорила Коли. — Ночь, когда становишься тем, кто ты есть на самом деле.

Когда они свернули на дорогу к дому, наплывающая тьма начала заполняться светлячками. Они вбежали в дом и пошарили вокруг в поисках стеклянных банок, потом вернулись на лужайку, пытаясь поймать в темноте мерцающие шарики света. Девушки принесли банки в дом и пили красное вино в кухне, освещенной только светлячками. Они сняли с полки старые книги, принадлежавшие Уокеру, когда он был совсем мальчишкой, и стали читать сказания индейцев о черепахах, которые были островами в океане, и о викинге по имени Торвальд, который, по слухам, был похоронен на пляже где-то поблизости вместе с балластом со своего судна.

Они читали о китах, столетиями ходивших одним и тем же маршрутом. Даже тогда, когда менялся ландшафт, когда заливы затягивало землей, и там, где раньше была вода, строились дамбы, для них карта оставалась такой же, как прежде.

В полночь Эмма и Коли снова вышли на лужайку и вынесли светлячков. Они отпустили их на свободу, открутив крышки с банок и позаботившись о том, чтобы не попасть в ядовитый плющ.

Эмма закружилась по лугу, свет отражался от ее кожи. И если это была ночь, когда самое сокровенное в душе человека раскрывалось, то что же было в душе у Эммы, когда она кружила по полю, а в воздухе стоял аромат сосны и соли? Больше всего на свете она хотела быть самой собой, той, какой она была бы, если бы никогда не болела, тем человеком, каким могла бы стать, если бы судьба ее вдруг не остановила, если бы она не остановила сама себя. Она смотрела на свои руки в свете светлячков и думала, что ее муж был прав: ее здесь не было.

На следующее утро, пока Кол и спала, Эмма снова отправилась в магазин. Она купила «Бостон глоб» и блинной муки, а потом, в последний момент — ведерко белой краски. Вот уж действительно глупость. Полная ерунда. Она никогда не воспользуется ею. Она и комнату-то никогда не красила, не говоря уж о доме. На кассе она спросила Сигги, не знает ли та хорошего риелтора.

— Моя кузина Линда. Она будет только счастлива прийти посмотреть на ваш дом, если вы этого хотите.

Сигги написала номер телефона.

— Я позвонила Кросби. Он заедет, чтобы убрать развалины сарая и упавшие деревья. Останешься ты или уедешь, нехорошо, что у тебя дрова валяются по всему участку.

Эмма вернулась домой и замесила тесто на блины, добавив туда клубнику, из-за которой возникло столько неприятностей. И поскольку Коли все еще спала, она позвонила матери во Флориду.

— Не могу поверить, что вы подарили мне этот дом. Мне ведь дома никогда не нравились, — сказала Эмма. — Я девушка городская.

— Этот дом ты всегда любила, — отозвалась Кэтрин. — Когда ты его увидела в самый первый раз, ты сказала, что это самое красивое место, пусть даже и на краю света и мы можем оттуда свалиться. Ты была очень храброй девочкой.

— Помнишь Сигги Магуайр? Она просила передать тебе привет. И она по-прежнему собирает твою чернику.

— Как-то раз я покупала там продукты, а Сигги побежала за нами на парковку. Она сказала мне, что ты совершенно необыкновенный ребенок.

— Что да, то да, я была необыкновенным ребенком. Наполовину лысая и худая как палка. Помнишь, какое-то время у меня начали расти черные волосы. Я была ведьмой, мама.

— Сигги вовсе не это хотела сказать. У нее были слезы на глазах.

— Не знаю, захочу ли я его оставить, — сказала Эмма. — Я имею в виду дом.

— Мы купили его спонтанно, может быть, и продать его тоже нужно спонтанно, — сказала Кэтрин. — Как бы я хотела быть сейчас с тобой.

— А из репы делают заготовки? — спросила Эмма, прежде чем повесить трубку. — Я тут нашла в поле целую грядку.

— Чатни, [13] — предложила мать. — Попробуй чатни. Я тогда планировала сделать, но мы так и не успели.

Когда Коли проснулась, обнаружилось, что ожоги от плюща чешутся еще сильнее. Волдыри на руках вздулись, как от пчелиных укусов. Она даже не проявила интереса к блинчикам с клубникой. Да и какой там интерес? Она решила вернуться домой.

— Мне очень жаль, что я так поступаю с тобой, — сказала она Эмме. — Очень не хочется уезжать раньше времени, но мне ужасно плохо.

Они сложили вещи в машину, но в самый последний момент Эмма вынула свои сумки и оставила их в прихожей.

— Я с тобой не поеду. Я не хочу, чтобы из-за меня ты делала крюк. Будет быстрее, если ты сразу поедешь в Нью-Йорк, а я спокойно сяду на автобус. Он останавливается на углу, прямо около магазина.