Дом ангелов - [36]

Два дня спустя она вдруг вернулась, пришла вразвалочку, как ни в чем не бывало. Дорогу нашла сама. Она кинулась к Изольде, которая встретила ее без особой теплоты, но малышка взяла ее за руку и больше от нее не отходила, готовая услужить чем могла. Обезоруженная такой преданностью хозяйка не осталась равнодушной к чарам девчушки. Никто не знал, как ее зовут, и, поскольку она все время пела, было решено назвать ее Марией Каллас, — она от этого крещения пришла в восторг. Вытянуть из нее что-либо о ее происхождении было трудно, узнали только, что она из Румынии, из Барбулешти, и семья продала ее за долги местным мафиози. Сначала она работала в Аннемасе, на швейцарской границе, потом ее отправили в Париж, где она влилась в братию уличных попрошаек, а ночевала в остове брошенной машины. Она пропадала где-то неделями, появлялась нежданно-негаданно: попала в облаву, болела, уезжала. Иногда приходила с компанией таких же сорванцов, и, передохнув в «Доме ангелов», вновь отправлялась с ними в Париж щипать японцев, американцев, немцев. Пострелята учили бомжей, как вытащить банкноту из кармана и не попасться: во дворе проводились настоящие уроки карманной кражи. Изольде это не очень нравилось, она боялась, что не сегодня завтра головорезы из цыганского табора нагрянут к ним с целью шантажа. Однако она, как и все, освоила ловкость рук и забавы ради таскала у Антонена документы. Карманник из нее был никудышный, пальцы путались в ткани, он ловил ее с поличным, она хохотала. Играм не было конца, и этот дух веселья принесла с собой в «Дом ангелов» маленькая певица.

Высокая блондинка и цыганочка казались двумя побегами одной ветви. Мария Каллас обожала Изольду, кидалась ей на шею, обнюхивала, любила ее духи. Чтобы угодить ей, она показывала карточные фокусы, ходила колесом, кувыркалась, давала целые концерты в саду вместе со своими маленькими товарищами. Под аккомпанемент аккордеона и тарелок малышка Каллас распевала во все горло, до хрипоты, и достигала порой подлинной гармонии. Она еще и танцевала что-то вроде хип-хопа, отбивая ритм на консервных банках. С утра она весело упархивала работать у метро «Насьон»: садилась на картонку и тут же принималась плакать, выкладывая потоку прохожих дежурные жалобы. Подавали ей охотно, сердце сжималось при виде этого одинокого ребенка. Она брала с собой бутылку воды, чтобы промочить горло. Собрав хорошую выручку, вытирала глаза и, напевая, уходила. Изольду маленькая чертовка совсем покорила, она даже обещала отвести ее к дантисту: нескольких зубов у нее не хватало. Эта девочка пробуждала в ней материнские чувства, и однажды она обмолвилась Антонену, что подумывает об удочерении. Она начала учить ее грамматике, орфографии, начаткам арифметики и алгебры. Малышка все схватывала на лету. Они вместе отправлялись по магазинам, и проворная девчонка всегда ухитрялась украсть больше вещей, чем они покупали. Тучи детворы сновали по комнатам «Дома ангелов» среди бездомных, так и норовя стянуть кто бриошь, кто кусок мяса, и Алиса, царица кухни, гоняла их, раздавая тумаки. Изольда постоянно опасалась несчастья: девчонки бесстыжие, а у постояльцев кровь может взыграть, мало ли… Камель был начеку.

В эту пору у мадам де Отлюс случился приступ меланхолии, вызванный, возможно, гибелью одного из ее протеже, — тот утонул. Она впала в уныние, от наплыва несчастий опустились руки. Она уже утратила беспечность молодости, способной справиться со всеми трагедиями, потому что за нее — время. Пелена отчаяния омрачала ее лицо, ставшее бледным, будто старая слоновая кость. Когда, устав от болезней и безумия, она покидала приют, за нее оставался Антонен. Она возвращалась назавтра, с красными глазами, с дрожащими руками, опустившаяся хиппи-перестарок. Она не подкрашивала корни волос, могла запросто надеть грязный свитер, дырявые кроссовки. Подобно ее святой покровительнице, суровой Матери Терезе, тоже подверженной депрессиям, Изольду одолевали сомнения. Мистическая матриархиня стала молчаливой.

— Если все эти несчастные, которым мы помогаем, выберутся когда-нибудь из нищеты, как ты думаешь, будут ли они добры?

— Не знаю.

— Они одиозны, я в этом уверена. От бедности сердца черствеют. Надо помогать этим страдальцам, но не стоит питать иллюзий насчет их выздоровления.

— Не вы ли сказали мне однажды: бедняки заслуживают нашего сострадания, но как они распорядятся в дальнейшем своей свободой, нас не касается?

— Я это сказала? Какой вздор! Знаешь пословицу: дерьмо не заблестит, сколько его ни полируй. Проигравшие не бывают прекрасны, это выдумки эстетов.

Она продолжала свои горькие размышления:

— Не бедняк нуждается в благодетеле, нет, совсем наоборот. Невзгоды первого — бальзам на сердце второго. Бомжи презирают нас, и они правы: мы слетаемся, точно мухи, на их беду. Ты знаешь, кто мы такие, Антонен, — заблудившиеся на дороге жизни. Мы, сбившиеся с пути, помогаем терпящим бедствие. Они на дне — а мы стоим на краю бездны и скоро туда упадем.

Произошел еще один случай, о котором Антонен не знал что и думать. Они встретились однажды под вечер в центре Парижа: Изольда давала интервью «Фигаро». Погода была прекрасная, и она предложила посидеть на террасе кафе. Она мешала ложечкой в бокале кока-колы, устроив настоящий водоворот. Вокруг кишмя кишели уличные торговцы со всевозможным фальсификатом — флаконы «Шанели», сумки «Вюиттон», ремни «Гесс» и «Кукай», элитные часы за пятнадцать евро. Тамилы, курды, камерунцы, китайцы воспользовались манифестацией против социальной политики правительства, на которую была мобилизована полиция, и спустились из своих бастионов в Клиньянкуре и Сент-Уане в богатые кварталы. Это затишье продолжалось час или два, не больше. Рядом с ними сопливые оборванцы ковыряли в носу и вытирали пальцы о рукава прохожих, громко хохоча. При виде их надо было готовить стакан воды, чтобы выплеснуть в лицо, иначе не отстанут. Группки маленьких попрошаек из Южной Европы искали, кого бы пощипать. Они расхаживали, посвистывая, засунув руки в карманы, а глазами так и стреляли. Были тут и девочки, круглощекие, в цветастых юбках, в полосатых кофточках. Эти малышки напоминали Антонену Марию Каллас, только были не такие хорошенькие. Они протягивали прохожим петиции за мир во всем мире.