Дом ангелов - [26]

— Что угодно, мсье?

Антонен замялся.

— Не понял? Стандартный номер или люкс? С душем или с ванной?

Вокруг заржали. Мужчина подмигнул остальным. Гордый своим остроумием, он взял Антонена за подбородок, сдавив ему горло своей лапищей, полунасмешливо, полуустрашающе. Беглым взглядом оценил его платежеспособность, которая явно была куда выше, чем у обычных клиентов.

— Да ты, старина, богач рядом с нами-то. Хочешь девочку?

— Какую девочку?

«Портье» достал из кармана большой школьный свисток и трижды коротко свистнул. Тут же откуда-то вышла молодая женщина, приземистая, белобрысая, остроносая, похожая на обоих парней.

Крепыш сорвал с Антонена шапочку:

— Перед дамами шляпу снимают, мсье.

— Марго, — приказал другой, — постель с обслуживанием.

Замарашка пожала плечами и вздохнула.

— Сделай это для мамочки, пожалуйста, ей надо на лечение.

Он ухватил ее за щеку и ущипнул так, что девушка вскрикнула от боли. Она покосилась на Антонена. Потом устремила на него взгляд, который, казалось, молил:

— Спасите меня из этой тюрьмы.

Что это за «мамочка», Антонен даже задуматься не смел — верно, дела семейные. Даже в самом низу социальной лестницы вместе выживать легче. Из люка, спрятанного под скатанным ковром, тем временем выбирались еще женщины изможденного диковатого вида. Они сбились в кучку, что-то ворча.

— Нет, не интересуюсь.

— Что, не глянулась тебе наша сестра, недостаточно хороша для тебя? Цена сходная, договоримся, хочешь?

— Я не ее ищу.

— А кого же?

— Женщину постарше, маленькую такую, она много кричит и ходит в бесплатную столовую Сент-Эсташ.

Голос его звучал фальшиво. Мужчина, лежавший в шезлонге, привстал.

— Чего тебе от нее надо?

— Я должен ей немного денег, — не задумываясь ответил Антонен.

— Вот как, хорошая новость. Очень кстати, это наша мать. Давай выкладывай, мы ей передадим.

Переварив эту информацию, Антонен понял, в какую западню угодил. Так это чудовище еще и дало потомство?

— А где она? Я хотел бы передать ей лично.

— Не доверяешь нам? А скажи-ка, откуда ты ее знаешь?

Антонен замялся, достал из кармана две банкноты по двадцать евро и протянул их мужчине.

— Это все?

— Ты хочешь сказать, — вмешался второй брат, — что перся в такую даль, только чтобы отдать долг? Редкость в наше время. Святой ты, что ли, парень? А почему в таком прикиде? Это, часом, не ты напал на нашу маму как-то ночью?

Ломая голову, как бы увильнуть от вопроса, Антонен вдруг почувствовал прикосновение шершавой кожи: иссохшая ледяная ладонь легла на его руку. А за этой ладонью показалась и вся Карабос, еще больше, чем прежде, похожая на скелет. Откуда она взялась? К нему обращался череп, из-под черт проступали кости. Он в ужасе отшатнулся — ему показалось, что перед ним реинкарнация старой австриячки.

— Чего тебе надо?

Голос был скрипучий, пронзительный, точно лязг разлаженного механизма. Она нервно хихикала, старая девчонка, прошедшая через все мыслимые мерзости, озиралась, ища внимания окружающих, а кротовый народец пялился на нее, посмеиваясь.

— Чего тебе надо, голубчик? Хочешь надеть колечко мне на пальчик?

Все заржали. А мумия продолжала ораторствовать:

— Надо тебе спросить разрешения у моих сыночков, слышишь? А пока, так и быть, можешь меня поцеловать.

Она потянулась к нему своим беззубым ртом. Подбородок ее трясся. Это ископаемое женского рода, эта хранительница парижских бездн жеманничала.

— Ну что, котик, поцелуешь?

Воспользовавшись тем, что Антонен отвлекся, один из близнецов наклонился и задрал ему штанины: врачи выбрили то место, где бритва разрезала кожу. Если парни увидят розовый шрам, ему конец. Угрожающее кольцо уже сомкнулось вокруг него.

Сознавая свое физическое превосходство — он был на голову выше всех, — Антонен двинул чересчур любопытного сына старухи подбитым гвоздями ботинком в подбородок и, вырвавшись из круга, кинулся к двери. Он успел увидеть, как несколько фигур медленно осели на пол, словно алкоголь тормозил падение. Нищая братия не преследовала его, они только взревели, точно потревоженная нечисть на шабаше, а потом расхохотались. Этот жуткий хохот несся за ним, пока он взбегал по лестнице. И в общем гвалте выделялся высокой нотой смех Карабос — тонкий, скрипучий, дьявольский смех. Все они издевались над ним, и град насмешек несся вслед, пока он поднимался.

Добежав до освещенной площадки, он встретил еще несколько клошаров, которые, пошатываясь, искали пристанища на ночь. Антонен достал из ботинка нож и продолжил восхождение к выходу. Выбравшись наконец на проезжую дорогу и увидев над собой табличку «Улица Лувр», он понял, что спасен. Подземелья ужаса отпустили его. Он перелез через заграждение, рухнул без сил у ступенек Биржи на вытоптанный газончик и заплакал слезами ярости, облегчения, разочарования. Почему этот сброд, вместо того чтобы проучить его, смеялся? Они даже не приняли его всерьез. Это омерзительное, что с виду, что в поступках, отребье хохотало над ним. Быть может, его приглашали таким образом разделить с ними их пойло и их вшей? И вместе, поднимаясь и падая, напиваясь и блюя, они опустятся на самое дно, в последний круг ада, в большую клоаку Парижа.