Дом Альмы - [72]

Она стояла перед мягко светившимся в глубине ниши зеркалом спиной ко мне в купленном накануне платье. Увидев в зеркале мое отражение. Альма не шевельнулась, ничем не выразила своего удивления. Я подошел поближе – Петер, – позвала она. – Иди сюда. Что ты скажешь – хорошо сидит?

Платье сидело мешковато, да иначе и быть не могло: ведь ей как-никак уже стукнуло восемьдесят шесть. Словно забыв о моем присутствии, Альма продолжала смотреться в зеркало. (В доме царила полнейшая тишина, и белая ночь показалась мне таинственнее, чем всегда; небо за окнами приобрело серовато-белесый оттенок, как бы выражая полное безразличие ко всему, что должно было случиться. Случиться вовсе не здесь, а где-то далеко, но все равно не к добру. Что же касается Альмы, то все ее движения и тон голоса показывали, что она воспринимает эту таинственно-страховитую для меня ночь как нечто желанное, постоянно окружающее ее и служащее защитой.)

– Посмотри…

Сбоку, на небольшом диванчике, лежало другое платье – светлое, красивое. Я сразу понял, что это платье куплено не в тех магазинах, где она побывала накануне, такие платья бывают только в сказках – надев его, замарашка превращалась в принцессу.

– Это подарок датского короля… Не этого, давнишнего… мы с ним были близки.

Альма рассмеялась коварным смехом, напоминающим крик ночной птицы… Я растерянно молчал. Мне казалось, что это существо, так таинственно связанное с безмолвием ночи, мне снится, но потом оно может оказаться явью, в отличие от подлинной Альмы – иллюзии реальности, которая мне приснилась.

Она не притронулась к королевскому подарку – продолжала смотреться в зеркало.

– То, что я скажу на конгрессе в Германии и что напишу в своей новой книге (это будет скоро!) перевернет мир!

(Чрезмерно уверенная в себе, Альма нимало не интересовалась моим присутствием, я для нее просто не существовал. Она забыла о чувствах, которые питала ко мне, о желании вместе отпраздновать известие о выходе книги, напрочь забыла о нашей прогулке. И я убедился, как важно было для меня спуститься сюда, увидеть ее именно в этот момент.)

Я ушел, не сказав ни слова, не пожелав ей спокойной ночи, оставил Альму упиваться мечтами о предстоящих минутах или часах головокружительного счастья…

95.

Я смотрел в окно самолета, летевшего высоко в небе, среди облаков. Эта огромная серо-белая масса, клубившаяся вокруг самолета, была непохожа на водяной пар, способный превратиться в жидкость. То была ужасающая сила добра. Мир поворачивал вспять, на путь, ведущий к его истокам. Луна была как прежде луной, звезды – звездами, солнце – солнцем. О природе вещей еще напишут немало стихов, а слово «искусство» придется забыть. Глубокочтимому мужу Фидию предстоит убедиться в том, что Парфенон отнюдь не величественнее горы.

Тебе суждено быть здесь, лететь над этой чистой Землей. В часы сна мысленно строить дом, добывать пропитание в другие часы. Ты будешь избавлен от необходимости уничтожать живые существа. Обо всем этом ты подумаешь, взглянув в окно самолета. Эта идея витала здесь, готовая пролиться на Землю обильным дождем.

96.

Болгария, София

Петеру…

Дорогой Петер!

Посылаю тебе снимок, сделанный в вегетарианском ресторане. К сожалению, стоящий на столе букет цветов наполовину заслоняет твое лицо.

Петер, я уехала из дома Альмы двадцатого июня. Альма очень рассердилась, она надеялась (это меня крайне удивило), что я останусь там на каникулы, пока ее не будет,

и потом.

Не знаю, решится ли Пиа на такой шаг. Порой мне кажется, что она связана с Альмой навечно, и мне делается страшно за нее. Да, мне страшно за Пиа, хотя я ее не очень люблю: она интеллектуалка, а я всегда была самой обыкновенной женщиной.

Когда ты уезжал, мне было очень грустно, я тогда спряталась на кухне. Я так горячо молилась, чтобы ты выздоровел там, в Швеции… Не отчаивайся, у тебя все будет хорошо.

Я начала посещать занятия. К новому году кончу учебу и буду искать работу. Желаю тебе и твоей семье всего самого лучшего, счастья и благополучия в жизни.

Крепко тебя обнимаю

Рене.

Болгария, София

Петеру…

Мой дорогой Петер!

Надеюсь, что ты готовишься к операции, и когда мы вновь встретимся с тобой в Софии или где-нибудь в другом месте, ты и все твои близкие будете жить спокойно и весело!

Я обязана тебе написать, потому что случилось то, о чем мы с тобой говорили не раз. (Эти разговоры имели для меня огромное значение.)

После конгресса в Германии между мной и Альмой было все кончено. Мы с отцом пошли к ней и объявили о моем решении покинуть ее дом. Она все поняла с первого слова… И вот теперь я свободна!

Да здравствует жизнь!!!

Впрочем, беседа с Альмой протекала не так бурно, как я себе представляла. Неожиданно выяснилось, что она себя чувствует надломленной.

Миссис Вигмор из Бостона написала мне, что сделает все возможное, чтобы я приехала в Штаты.

Поцелуй за меня всех членов твоей семьи.

Я безмерно счастлива!

Пиа.

Болгария, София

Петеру…

Дорогой Петер!

Я все еще жду от тебя письма. Занятия кончились, и теперь я ищу работу, но не по специальности, а где-нибудь в пансионе для одиноких пожилых людей.

Пиа уехала из «Брандала», Тура – тоже. Об этом мне написал Берти перед отъездом в Испанию. Он всегда проводит зимний сезон там, в Швеции в эту пору года для людей его профессии нет работы. К тому же он легок на подъем: весь его багаж укладывается в небольшой чемодан.