Дом №12 - [4]

Опуская все вытекающие из того последствия, скажу в двух словах, что в тот же самый день я любя и почтительно распрощался с Артемием Павловичем, что мы с моим дядюшкой очень сдружились, и что жить я стал теперь на Мещанской улице. Жил же я там все лето на широкую ногу и ни в чем себе не отказывал, покамест не пришла пора отправляться на службу. Но так как воинская слава и доблесть не столь увлекали мое тщеславие, то я наотрез отказался от военного училища и службы, а вместо того я решил поехать в Москву, чтобы поступить на юридический курс для получения аттестата, а по-правде говоря, для того чтобы вкусить все прелести и соки тамошней светской жизни. Долго уговаривать мне дядюшку не пришлось и он, смирившись с моим убеждением, выдал мне нужную сумму и положил также высылать мне ежемесячный денежный перевод для поддержания своего состояния и достоинства. Так я с ликованием поехал на курсы.

Выход из убогой и дикой глуши в свет произвел на меня впечатление неизгладимое. Встречи с военными офицерами, позолоченные экипажи, балы и вечеринки, пунш, прекрасные и стройные дамы, салоны, джентельменская учтивость, ушлые игроки, рулетка наконец, – все это внесло несомненную лепту в мою плутовскую натуру. А хотя учился я и не так чтобы уж хорошо, однако ж и не то чтобы плохо, но тем не менее дело свое знал и вел себя исправно и прилежно, особливо по отношению к своим учителям, проявляя свои обаятельные черты и вежливые наклонности. Не отставал же я еще и от других в степени удали и прыти.

Уже к двадцати годам я, вместе со своими приятелями, мог целыми днями разъезжать в нанятой карете, посещать трактиры, клубы и прочие заведения, мог устраивать драки и дуэли на киях, мог проводить вечер с чудною дамочкой, коя в то время была уже для меня ничем иным как атрибутом, идущим как бы в пандан к моему виду, что заметно повышало паблисити.

Надобно заметить, что еще даже после самого курса, уж отучившись, я никак не решался ехать обратно в убогую окраину и вотчину моего детства, поскольку спесь и барство в моем шальном рассудке подавляли во мне желание распрощаться со светом. Я никак и думать не хотел про то, что близость Москвы может статься для такой же дальностью, какой тогда была дальность города N. Поэтому я, используя все свои уловки, хитрость и изощренность, как-то вскользь заявил дядюшке, что вот мол, хочу пожить в Москве и отыскать работу уже здесь, но покамест я еще не имею устойчивого поприща в судебной практике, то прошу покорно высылать переводы мне и далее. Поначалу все шло гладко, но вскоре, как это и предвиделось, дядюшка мой, прознав об таких моих прилежных стараниях, начисто прекратил высылать мне денег, и тут же призвал меня в город, не полагаясь на мое несомненное стремление к юрисдикции.

Делать было нечего. Я отправился в дорогу и, несмотря на мой пылкий возраст и жажду общества, все же решился провести еще несколько лет в нашем городе, и вот почему.

Дело тут в том, что, как я уже и говорил, мой дядюшка нашел в городе себе весьма полезных и нужных знакомых, одним из которых был Сергей Антонович Поварихин, управитель главной городской столовой на Мясницком проспекте, которому нужно уделить также несколько времени и строк в моей повести. Прежде всего скажу, что человека этого никак нельзя назвать рассудительным и честным, а всем своим видом он походил на огромного и щекастого борова, нежели на человека. Все его повадки и манеры были пронизаны до самых основ спесью, капризами и избалованной прихотью, но даже и среди таких ущербных качествах я явственно мог отличить надменную и властную жилу его характера. Был же он лыс, но носил мощные усы с закруткой, а вся его голова, и тем более затылок, щеки и лоб, напоминали любому встречному огромный и медный чан. В жидких же и маленьких глазенках его читалась истинная подлость и скупость, а его подозрительный прищур давно уж прослыл как бы самим проницательным оком. Нельзя же его было еще и отличить худобой кости от такой же тучной и всем умом туговатой дочери его, кою звали Маруськой, но называли Марышкою (а потому не стану отклоняться от оного обычая и я). Об этом персонаже мы поговорим отдельно ниже, а покамест следует объяснить следующее.

Родной дядюшка мой, посчитавши, и, по-видимому, рассудивши по себе, что влияние большого города и света может сказаться на мне чересчур отрицательно, решил устроить мои дела здесь таким образом, чтобы на моем успехе могло как-нибудь сказаться покровительство или протекция одного из губернских капиталистов, каким например являлся и самый Поварихин. А поскольку тот находился с ним в отношении фамильярном, то тут же и решил предпринять такую попытку. То есть он решил что быть под крылом Поварихина намного лучше чем повесничать в Петербурге, куда уж давно взирало мое сердце, и с тем самым они вдвоем порешили посватать меня с этой самой Марышкой, дабы мое счастье в устойчивом и доходном месте, в качестве не последнего лица в городской столовой, было совмещено с успешным браком и благим продолжением рода. Что даже будь я хотя бы порасторопнее в коммерческом деле, каким я бывал в картах и по делам волокитства, то смог бы несомненно достичь еще намного большего успеха, чем его смог достичь сам Сергей Антонович.